Ворчливая моя совесть

— Я вот тоже здесь прогуляться решил когда-то, — оглянувшись на него, засмеялся Бронников, — и заблудился. Что? Невероятно? Бондарь, подтверди! Если б не Бондарь… Чуть, знаешь ли, не замерз. Я ведь южанин сам. Вырос в Астрахани, учился в Баку. Все, думаю, если спасусь — за порог дома больше не выйду. А через пару дней… Уж такой случай получился — снова вышел. И снова, на том же месте, то есть — вот здесь! — он со смехом потер руки, словно и сейчас приятно было обо всем этом вспомнить. — Гуляешь, значит? А как насчет горяченького чайку?

«Если бы еще и бутерброды к чайку, — мелькнуло у Фомичева, — тогда…»

— Чаек — это хорошо, — ответил он неопределенно, — чай тонизирует.

— Точно! А то мы с Бондарем на лежневку махнули, промокли там чуток. Сейчас греться будем.

«Уазик» остановился.

— Ну, Игорек, мчись, отдыхай, — сказал Бронников шоферу, — завтра рано подыму. То есть уже сегодня.

11-а

В квартире начальника НРЭ Фомичев никогда не был. Сбросив в прихожей обувь, все трое прошли в гостиную. Фомичев огляделся. Ничего, уютно. Мебель, полка на стене с одинаковыми бутылочками. Черное что-то в бутылочках. Нефть! И белая веточка коралла. Точно такую же он у Бронникова в кабинете видел как-то. Ковер над тахтой. А на ковре — старинный кавказский кинжал. Фомичев вспомнил — Гогуа как-то рассказывал, что имел честь подарить этот кинжал жене Бронникова, Алене. Не ахти какой кинжал, но боевой — видно, что бывал в переделках. И сейчас лезвие чуть выдвинуто из ножен, поблескивает. Точно не выдвинул его кто-то, а само выдвинулось, чтобы взглянуть на вошедших.

— Мы ведь все трое холостяки сейчас, — сказал Бронников из кухни. Он так громыхал там посудой, что можно было ждать отменного банкета. — Вы холостяки всамделишные, а я временный, а холостяки — они чем питаются? Кипятком! Сейча-а-ас, — обнадеживал он, — уже скоро…

Растянувшись на тахте, закрыв глаза, Бондарь, казалось, задремал.

— Уже закипает, — сказал Бронников из кухни, многообещающе грохоча чем-то и звякая. — Мда-а… — Он позабыл, видно, что уже известил о своем временном холостом состоянии, и снова: — А то ведь я один сейчас. В Тюмени моя. Так что не обессудьте.

Фомичев был готов на все. Хлеба бы кусок — и на том спасибо.

— Николай Иванович, — спросил он громко — только бы сказать что-то, — а коралл у вас здесь такой же, как в кабинете. Откуда они? Из южных морей?

— А может, и под нашими ногами коралловые фации есть? — откликнулся Бронников. — Здесь ведь тоже когда-то море-океан было. Трудно представить, а?

— Воды тут и сейчас хватает, — пробормотал Фомичев. Что бы еще сказать?

— Юра, а что там у вас на буровой новенького? — заполнил паузу Бондарь. Глаза он при этом не открыл.

— Бурим, — опустил голову Фомичев. — Бурим, бурим… Как заводные. А толку не видно. — «Для этого, что ли, вызывали? Узнать?»

Бондарь сел.

— Ну, ну? Подробней, пожалуйста.

— Когда тысячу прошли — чихала скважина. Теперь — нет. А нам знаете как фонтан нужен? После всего…

— Метры вам нужны, метры, — громко произнес на кухне Бронников, — у вас план в метрах выражен. И технологическая карта есть, согласно которой… — Неся в одной руке исходящий паровозным паром чайник, а в другой красный кирпич, он вошел в гостиную, поставил кирпич на стол, чайник на кирпич, вернулся на кухню и тут же появился снова, с сахарницей, буханкой белого хлеба и чуть ли не полуметровым, сверкающим кристаллами соли пластом сала на деревянном подносе. Действительно банкет…

— Вот и Лазарев наш так считает, — произнес тем не менее Фомичев, — считает, что метры нам нужны.

— Знаем, — разливая по стаканам кипяток, кивнул Бронников. — Ешьте, Фомичев!

— Спасибо…

— Вам, Фомичев, за что деньги платят? За фонтаны?

— За метры, — буркнул Фомичев, потянувшись к ножу и к хлебу. Сквозь розовато-коричневую, обожженную железом формы корочку просвечивала молочная, подсиненная белизна. А сало, сало!.. Взяться за сало он, однако, не решился. Бронников сам полоснул несколько раз по сверкающей солью мякоти.

— Навались!

«Сладкий чай и бутерброды с салом, — сделал вывод Фомичев, — вкусная и калорийная еда!»

— Слушай, Фомичев, — не отставая от проголодавшихся гостей, гнул Бронников, — а как у тебя с учебой? Движется?

«Учеба… — не отвечая, хмыкнул про себя Фомичев, — на учебу переводит. А тема фонтана не по нем…»

— Учеба? — переспросил он. — А что учеба?.. Я, Николай Иванович, про фонтан договорить хочу… Про метры… Одними метрами тоже не проживешь. Нам смысл своей работы видеть хочется. А вы…

— Смысл? Безграмотно рассуждаете, Фомичев. Вам бантик, я вижу, нужен, а не смысл. Побрякушка нужна, обманка… Постойте, постойте, так как же у вас все-таки с учебой? Впрочем, вы ведь на историческом…

Фомичев нервно поглощал бутерброд с салом.