— Банка укропа! — парировал мистер Ворчун.
— Ваша честь, мой подзащитный сел на торт по гой причине, что торт был высотой со стул, — поспешно вмешался Клумбис, пока Ворчуны вновь не затеяли первостепенную перебранку. — Дело в том, что торт для конкурса «Угадай, сколько весит!» был помещён на стол, высота которого оказалась ниже допустимой нормы высоты столов, и поэтому официально тот стол был стулом, согласно…
Он вдруг замолчал, опустил глаза и ткнул пальцем в чистый лист, лежавший рядом с Лучиком, который сидел справа от Клумбиса. Лучик передал ему пустой лист, и Клумбис внимательно его просмотрел, будто в нём содержались какие-то важные записи.
— …согласно Постановлению 1892 года об общественных присаживаниях, усаживаниях и лежаниях. Так что я считаю, обвинение нужно снять!
Судью Шалтатупа, очевидно, поразило, насколько хорошо адвокат знает закон. Сказать по правде, сам судья за последние годы закон практически не изучал. Когда он был помоложе, он любил почитать огромные, толстые, увлекательные собрания законов в кожаных переплётах. Теперь же ему гораздо больше нравилось хмыкать, выглядывать в окно или представлять, что пятнышки грязи у него на галстуке — это острова. Он подбирал этим островам названия, а потом придумывал, кто на них жил и где там располагался рыбный рынок. Шалтатуп подумал о том, как же хорошо, что умный молодой адвокат, который учился по ускоренной юридической программе, знает все эти новые тонкости, да и старые тоже, — значит, ему самому в них вникать не придётся.
— Так, значит, снять обвинение? — переспросил Судья Шалтатуп Клумбиса.
— Полагаю, что да, ваша честь, — подтвердил Клумбис.
— Постановляю, — сказал судья.
Послышался чей-то радостный возглас. Мистер Ворчун обнял миссис Ворчунью. Миссис Ворчунья обняла мистера Ворчуна.
— Ну и отлично, тогда мы пошли! — заявил мистер Ворчун и направился было к выходу.
— Тишина в зале суда! — прокричал служащий, потому что больше ему ничего говорить не разрешалось и потому что ему нравилась эта фраза.
— Успокойте своих подзащитных, мистер Клумбис, мистер Черезьи! — велел судья. Он нуждался не только в знающих адвокатах, которые могли бы упростить ему жизнь. Ещё ему было важно, чтобы адвокат умел успокаивать своих клиентов. — Мистер Ворчун, миссис Ворчунья, это лишь первое обвинение против вас. Кроме него, есть ещё много других, нам предстоит с ними разобраться, — напомнил он. Вообще, Шалтатуп очень надеялся, что слушание закончится быстро. Он планировал пообедать супом, после чего у него на галстуке неизбежно станет больше пятен, а значит, больше воображаемых островов, на которых можно побывать, и больше рыбных рынков, для которых можно придумывать адреса.
Судья огласил второе обвинение — порча имущества: битьё нескольких глиняных горшков, сделанных-с-любовью-и-своими-руками.
— Да, это правда. Я много их перебил. Потому что горшки были кошмарные.
— Кошмарные они были или нет — это совершенно не важно! — заявил мистер Безвольби, представляющий сторону обвинения.
— Только если они не стоят у вас на буфете! — встряла миссис Ворчунья. — А то ведь может кто-нибудь прийти и сказать:
«Какие уродливые горшки!» — Кошмарные!
— Отвратительные!
— Тошнотворные!
— Да попросту ужасные!
— Это не важно, — повторил мистер Безвольби.
— Он опять придирается к моему мужу, ваше сдетельство! — возмутилась миссис Ворчунья.
— МИССИС ВОРЧУНЬЯ, ЭТО ЕГО РАБОТА, — пояснил Судья Шалтатуп, повысив голос чуть сильнее, чем требовалось.
Клумбис прочистил горло:
— Ваша честь, на самом деле виноваты были сами горшки, а не мой подзащитный. Они представляли потенциальную угрозу для общественности, потому что могли в любую минуту разбиться и кого-нибудь поранить. Трагическое происшествие было неизбежно. Горшки следовало бы хранить таким образом, чтобы они не представляли опасности для посетителей ярмарки… — сказал он и замолчал ненадолго.
Лучик, прилежно выполняя свою роль, перебрал на столе несколько чистых листов бумаги, выбрал один и передал его Клумбису, который сделал вид, будто что-то с него читает.
— …согласно Постановлению 1922 года о безопасном размещении предметов, осколки которых могут поранить. Я снова заявляю о том, что это обвинение с моего подзащитного нужно снять.
— Постановляю! — сказал Судья Шалтатуп, но вид у него был весьма недовольный. Он посмотрел на прокурора мистера Безвольби.
А вот Лучик, сидевший на своей адвокатской скамье, и Мими, сидевшая в зале, обменялись куда более счастливыми взглядами. А Аций даже пискнул от радости.
— Тишина в зале суда! — прокричал судейский служащий, ужасно радуясь тому, что можно ещё раз повторить эту фразу. (Сказать по правде, в душе он надеялся, что публика снова начнёт шуметь.)
Мисс Зимозад угрюмо потрясла своей табличкой, сохраняя вежливое молчание.