После этих слов она решительно поднялась со своего места.
— Что ты задумала, Элеонора?
— Я напишу письмо, — вздохнула она.
— Элеонора, давай не будем делать поспешных шагов.
— Мы были так счастливы. Но это не может длиться вечно. Это было бы уж слишком.
До него не сразу дошел смысл сказанных ею слов.
— Ты хочешь сказать кому-то, что осталась жива?
— Нет. Я не могу раскрывать эту тайну, по крайней мере, пока. Хочу только дать им понять, что я не лежу в могиле и они, следовательно, не могут распоряжаться моими деньгами.
— Но почему?
— Если со мной что-нибудь случится, ты, как супруг; должен иметь право на свою часть наследства.
— С тобой ничего не должно случиться. Об этом мы будем заботиться вместе, не правда ли?
— Разумеется, Мак-Ковней.
— Мы с тобой не будем больше думать о смерти.
— Я пошлю письмо Михаму, — сказала она.
— Вот так появилось это послание. — В голосе Мак-Ковнея появились усталые нотки. — Оно было написано ради меня. Остальное, Михам, вы знаете.
— Не до конца, — заметил я.
— Что вы хотите узнать еще?
— Окончание.
— Окончание. — Мак-Ковней снова заерзал на сидении и вздохнул. — Я не хочу думать об этом.
За следующим светофором я, по указанию Мак-Ковнея, повернул направо. На обочине улицы ровными рядами росли липы.
Через три улицы к югу показался маленький, увитый зеленью и хорошо побеленный домик. С его кровельного лотка на землю падали капельки воды.
Я заглушил мотор и вышел из машины. Мысль о том, что вскоре я снова смогу увидеть миссис Китинг, наполняла меня огромной радостью. Пока я открывал дверцу автомобиля, Мак-Ковней продолжал сидеть, не шелохнувшись и уставившись прямо перед собой.
— Выходите, Мак-Ковней.
— Что? Ах, да, сейчас.
Он ступил на тротуар столь неуверенно, что чуть было не упал. Я взял его за руку.
— Что-нибудь случилось?
— Ничего.
— Мы поднялись по ступенькам крыльца.
— Свет не горит, — заметил Мак-Ковней. — Элеонора, наверное, пошла в магазин. Или вышла к соседям. У нас прекрасные соседи.
Входная дверь оказалась незапертой. Мы вошли, и Мак-Ковней зажег свет.
В кресле-качалке возле камина сидела женщина, которую я знал как миссис Китинг. Ее голова склонилась вперед, как будто бы она была глубоко погружена в собственные мысли. Ее вязанье валялось на полу. Как я успел заметить, то была связанная наполовину перчатка яркого цвета. Подарок Мак-Ковнею.
Не говоря ни слова, Мак-Ковней наклонился, поднял перчатку и положил ее на стол. Затем он нежно прикоснулся ко лбу своей жены. И когда рука его дернулась назад, мне стало ясно, что ее кожа была столь же холодной, как угли в камине.
— Надо вызвать врача, — сказал я.
— Он уже не понадобится.
— Она мертва?
У него не было сил, чтобы ответить. Рыдая, он сел возле жены.
— Элеонора, дорогая, проснись! У нас гости.
— На все воля божья, Мак-Ковней...
— Думаю, что это даже лучше, что вы пришли именно в этот час, Михам, — вдруг промолвил он твердым, ясным голосом. — Она действительно оказалась выше моих, человеческих, сил.
Он снял пальто и простер руки вверх.
ИСТОРИЯ СО СТАРЫМ СОЛДАТОМ
Майор Вилбрехем нерешительно остановился перед офисом мистера Паркера Пайна. Привело его сюда малюсенькое объявление в утренней газете, но его было вполне достаточно, чтобы заинтриговать: «Счастливы ли вы? Если нет, обращайтесь к мистеру Паркеру Пайну, Ричмонд-стрит, 17». Майор глубоко вздохнул и открыл дверь в офис.
Приятная молодая женщина подняла взгляд от пишущей машинки и выжидательно на него посмотрела.
— Мистер Паркер Пайн? — краснея, выдавил из себя майор.
— Пройдите сюда, пожалуйста.
Майор прошел в кабинет радушного мистера Пайна.
— Доброе утро! — сказал радушный мистер Пайн. — Не хотите ли присесть? Чем могу быть полезен?
— Моя фамилия Вилбрехем, — начал издалека посетитель.
— Конечно, майор? Или полковник? — спросил мистер Пайн.
— Майор.
— О! И, разумеется, недавно вернулись из-за границы. Индия? Восточная Африка?
— Восточная Африка.
— Замечательные места! Уверен в этом! А теперь вы снова дома и это вам не нравится, да? В этом ваше несчастье?
— Именно! Но как вы все это узнали?
Мистер Пайн выразительно всплеснул руками.