Воробьиная ночь

Ствол пистолета-пулемета, направленный прямо в живот командиру, весьма красноречив, так что говорить этого и не следовало. А у тебя, приятель, нервишки тоже на взводе. Командир усмехается.

- Разрешите узнать, как вас зовут?

- Зовите меня... Асланом.

- Ну, что ж, меня...

- Я знаю.

- Понятно. Хорошо, Аслан. Просто для вашего сведения. Пока мы с вами вели эти ... задушевные беседы, у меня была сотня возможностей не предпринять, а сделать.

- Беда в том, что после этого ни я, ни вы предпринимать уже ничего и никогда не смогли бы. Так что не стоит, командир. Будьте благоразумны.

- Гусак всегда благоразумен, да всегда в щи попадает.

Некоторое время Аслан обдумывает его слова. У него красивое, мужественное лицо. Тонкие черные брови подвижны и красноречивы. К тому же он намного моложе, чем кажется. Борода его старит. Ему, скорей всего, не больше тридцати.

Потом кивает:

- Что вы хотите знать?

- Куда и кому идет груз?

- В Ичкерию. Или, если вам привычней, - в Чечню.

-Зачем же нужно было прибегать к таким рискованным, а главное - сложным комбинациям? Ведь чем сложнее план, тем больше шансов у него провалиться, вы-то это должны знать. И, как видите, он уже с ходу начал давать сбои. Ну, в Чечню для боевиков груз не пропустят. Но кто вам мешал зафрахтовать самолет до Ставрополя, Элисты, Махачкалы, наконец... Зачем было устраивать такой фейерверк?

- Груз могли задержать и конфисковать. Мы не хотели раньше времени указывать даже направление полета.

- Сейчас это направление известно любой уборщице в аэропорту.

- Ну... не я составляю планы. Да сейчас это уже не имеет никакого значения.

- Вы уверены? Одного выстрела с истребителя достаточно, чтобы разнести нас в клочья.

- Командир, над своей территорией истребители по своим самолетам не стреляют. Даже у нас. По крайней мере, такого прецедента пока еще не было.

- Как только мы окажемся над Чечней, такой прецедент может появиться. Мы не пассажирский лайнер. Мы - грузовик.

Тот пожимает плечами.

- Шанс всегда есть. Особенно если вы нам поможете. А я надеюсь, что поможете.

Ага. Ведешь ты себя не как дуролом в посудной лавке, а вполне вежливо и корректно. И, конечно, во имя великой идеи. Тем не менее ты, не поморщившись, убиваешь у меня штурмана. А уж о том, как это проделано... умолчим. Какую беду он вам сотворил? Клянусь, ты мне за это ответишь.

- Это почему?

- Командир, вы белорус.

- Этот хвост не от той кошки.

- Что вы этим хотите сказать?

- Ничего. Продолжайте.

Аслан молчит, морщит брови, думает. Потом продолжает:

- Если бы ваш народ вел борьбу за свою свободу, как бы вы поступили?

- Не могу вам сказать. Но в любом случае сначала бы постарался выяснить, что это за свобода и кому она нужна.

- Мы выяснили. Так почему нам отказывают в этом праве? Почему нас убивают, нашу землю разоряют? Разве мы развязали войну?

Почему ты мне задаешь эти вопросы?

- Начали вы.

- Только после того, как стало ясно, что никакими другими путями ни свободы, ни независимости мы не получим. И нам слишком хорошо понятно, почему. Нефть - вот в чем дело.

- Об этом я не берусь судить. Но вот что моему штурману она была не нужна, я уверен. И то, что он был целиком и полностью за вашу независимость, знаю точно. Тем не менее, его убили.

- Командир, если бы я не убил его, он убил бы меня. И вы это хорошо знаете.

Даже чужую вину на себя берешь? Ладно. И - я знаю? Да, знаю. Он пистолет из кобуры даже не пытался вытащить. Уж это я знаю точно.

- Я думал, вы сочувствуете нашей борьбе, командир.

- Я сочувствую.

- А помочь все-таки не хотите?

- Кто меня об этом спрашивал?

- Я спрашиваю.

- Как видите, помогаю.

- Да, но...

Пять четыреста. Курс двести. Привести самолет к горизонту. К горизонту.

- Командир, если бы вы имели хоть малейшее представление о том, скольких из нас убили. Танки, самолеты, вертолеты... Бомбы и снаряды - в своей стране, на своих детей. В бою я беззащитного убивать не стал бы.

А не в бою - можно?

Командир молчит.

- Командир, я перевязал штурмана. Но и меня перевязали.

Командир оглядывается. В дверном проеме стоит второй пилот. Он поворачивается боком, и командир видит его связанные за спиной руки.

- Бортмеханика - тоже.

- Штурман жив?

- Мертв.

Бывают доводы, которые убеждают крепче слов самого Господа Бога.

11

Целую вечность командир сидит неподвижно, глядя в пустоту перед собой пустым же, ничего не видящим взглядом. Затем спрашивает ничего не выражающим голосом:

- Зачем же вы связали моих ребят?

Его страж неохотно разъясняет:

- Когда они потребуются, их пригласят. Им ничего плохого не сделают. Их даже накормят.

- Да, я уверен, что сейчас у них аппетит разыгрался.

Аслан морщится.

- Мы не можем рисковать.

- Конечно. И вы уверены, что я смогу вести самолет без штурмана, бортмеханика и второго пилота?

- Любой командир это может сделать.

- Вы задаете мне все больше задачек. Не боитесь переборщить?

- Командир, давайте не будет угрожать друг другу. И вы, и я отлично понимаем, на что мы способны. Можете поверить, что держать вас под дулом пистолета радости мало. Даже меньше, чем вам находиться под ним.

- Ваша деликатность делает вам честь.