Самолет швыряет вниз, в какую-то бездонную затяжную яму, и пилотов сначала отрывает от сидений, а потом долго давит, мнет, утрамбовывает, как заготовку под прессом. Свист турбин перегоняет машину и уносится куда-то вперед, как поезд в тоннель.
- Видишь, командир?
Они вдвоем с трудом выравнивают машину. Словно давая передышку или раздумывая, как взяться за этих наглецов посерьезней, на какое-то время стихии оставляют их в покое.
- Твое мнение, бортмеханик?
- Ясно, они везут оружие. Иначе зачем им нас было захватывать? - говорит тот. - Я уже думал об этом. А в кого б оно стреляло? В нас же. Выбросить, и все.
- И ты это сделаешь?
- А чего мне. Откачу рампу под фюзеляж да включу транспортер. Вот глаза на лоб полезут. А то все думают - шуточки им тут.
- А вы не слишком кровожадны, ребятки?
- Станешь кровожадным, - ворчит Гена. - Тебе руки не вязали и дулом в пузо не тыкали.
- Тыкали, тыкали. Кстати, как это ты умудрился развязаться?
- Фокус не хитрый.
- Поучишь при случае? Вдруг когда еще пригодится.
- Типун тебе на язык. Извини, командир. Но такая предусмотрительность, знаешь ли... Всякую охоту летать с тобой отбивает.
- Извиняю. Курс сто тридцать.
- Беру сто тридцать. Так как насчет рампы?
- Может, погодим немного?
- Как бы потом не оказалось, что перегодили.
- Ты, бортмеханик, все еще рвешься открыть рампу?
Но у того, видимо, зуд уже прошел.
- Ну... как сказать, - бормочет он. - Оно, конечно... А с другой стороны - все ж люди.
- Пожалей, пожалей, - говорит Гена. - Тебя они пожалели. И штурмана тоже. А вот пока мы в благородных героев играем, они развяжутся да и всадят нам в задницы по хорошей очереди.
- Ну, оружие-то у нас, - нерешительно возражает бортмеханик.
- У нас, у нас, - соглашается Гена. - Только стрелять ты из него умеешь? - он смотрит на лежащий справа пистолет-пулемет. - Я, например, такую дуру впервые в жизни вижу.
Бортмеханик опускает взгляд к себе на колени, между которыми у него зажато оружие.
- Вот-вот, - ехидничает Гена. - Именно там и держат свои пушки настоящие супермены в ожидании выстрела в затылок. В самом интимном месте. А у них ими весь фюзеляж завален.
- Ладно, - решает командир. - Основную акцию пока откладываем. Гена, сходи в фюзеляж, проверь, как там дела. Да у кого-то из них еще пистолет штурмана остался - забери.
- Ну, пистолет я давно забрал, не такой уж дурак, - хлопает он себя по карману. Потом вытаскивает ТТ и передергивает затвор. Поясняет: - Этот хоть издали видел.
Когда он скрывается в фюзеляже, бортмеханик спрашивает:
- Командир, а где мы сейчас находимся? Вы не скажете? - на ⌠ты■ Михаил так и не решается перейти.
- Подходим к Грозному, Миша.
- Мать моя вся в саже!.. - изумляется механик. - Вот куда занесло. Шутка в деле! Это ж когда мы теперь обратно будем?
- Хотел бы я сам знать это, - вздыхает командир.
- День коту под хвост! - не может прийти в себя механик. - Ну - не паразиты?!
- Хорошо, что день всего, Миша.
- Верка там с ума сойдет. Собирались строить ехать! Ну, блин.
- Может, сейчас откроешь рампу? - усмехается командир.
Михаил осекается.
- А пошли они, - говорит он. - И без того голова кругом. Ну, задаст мне Верка перцу! - он углубляется в безрадостные размышления. И окончательно падает духом: - Это ж нам и завтра не добраться. Вам в больницу надо, а кто самолет поведет? Пушкин?
- Да не расстраивайся ты так, - успокаивает командир. - Ведь ты же в этом не виноват. Объяснишь, поймет.
- Как же, объяснишь. Скажет - куда сам смотрел? Здоровый, а... Во, блин.
Возвращается второй пилот, занимает свое место.
- Пробовали развязаться, - сообщает. - Пообещал пристрелить.
- Лучше бы - открыть рампу, - говорит механик мрачно.
- Не сообразил. Скажу в следующий раз.
Не успевает он пристегнуться, как самолет подхватывает какая-то невидимая сила и неудержимо тянет вверх. Командир до предела подает вперед рычаги управления двигателями и жмет штурвал от себя. Турбины пронзительно свиристят на самой высокой ноте. Ничто не помогает. Самолет затягивает все выше и выше. Три тысячи пятьсот метров. Четыре тысячи. Пулеметным треском стучит по фюзеляжу град.
- Включить противообледенительную систему.
- Противообледенительная система включена, - докладывает механик, щелкая выключателями.
Свистит вырывающийся из самолета воздух. Непрерывно зуммерит сигнал опасности и мигает лампочка: ⌠пользуйся кислородом■. Они надевают маски. Четыре тысячи пятьсот. Пять тысяч. Шесть тысяч метров...
Если их выбросит в стратосферу... Если град пробьет крылья...
В кабине становится светлее, но это от высоты, облачности конца-края не видать. Где-то рядом, кажется, на удалении вытянутой руки вспыхивает ослепляющее пламя и от грохота закладывает уши. Вместо едва заметных проблесков от винтов - два огненно пылающих малиновых круга, как раскаленное в горне железо. С прорисовывающихся среди облачной мути консолей стекает голубое пламя: словно медленно извивающиеся полотенца. Бортмеханик смотрит на все это, как завороженный. Второй пилот бледнеет. Командир прикусывает нижнюю губу.