Воробьиная ночь

Это не моя война, говорит он себе. Я к этому не причастен и не желаю быть причастным. Это не моя война.

А ваша мама вас любила?

Он молча, так и не произнеся ни слова, поворачивается и, пересиливая боль, возвращается на свое место.

С каждой минутой ущелье становится все шире. С каждой минутой растет уверенность, что они наконец вырвались, что больше в такую переделку, в которой они только что находились, они уже не попадут. А вот и земля начинает просматриваться сквозь тоненькую дымку слоистых облаков. По сторонам, в черно-синих утесах, бушуют грозы и сверкают молнии. Вспухают багрянцем. Картина величественная и захватывающая дух. Но в наушниках стоит непрерывный шум и треск. Какой же ад скрывается там, внутри, за этой красотой.

Но здесь, у них, тихо и мирно.

Останин не слишком обольщается этой тишиной. Тем не менее, прикидывая, чем эта потрясающая красота им еще может грозить, он невольно любуется ею.

Коридорчик в ущелье кажется выходом из ловушки. Но действительно ли это выход? Ничто не мешает ему оказаться входом в еще более скверную западню.

За долгую практику командир хорошо натренирован из хаоса звуков, постоянно заполняющих эфир, извлекать именно его касающуюся и ему нужную информацию. И сейчас он пытается отфильтровать и выделить из бессмыслицы смысл. И выделяет. И мрачнеет.

- Занял девятьсот, - докладывает второй пилот.

- Хорошо, - рассеянно отвечает Останин. - Возьми двадцать вправо.

- Но там облачность.

- Она без засветок.

- Ну, командир. Мне она сейчас хоть с засветками, хоть без -поперек... Ладно.

Он доворачивает машину. Серая пелена окутывает самолет. По остеклению ползут дождевые разводы. В кабине сумрачно.

- Бортмеханик, возьми оружие, выйди в фюзеляж и не спускай с наших подопечных глаз.

- Есть, командир.

Тот уходит.

Самолет вырывается в затопленное солнечным светом пространство. Вокруг - редкие ватные купки облаков, вверху - голубое небо, внизу - зеленая, с коричневыми проплешинами, земля. Мир. Покой. Идиллия.

С маленьким диссонансом: справа и слева от их машины на расстоянии сотни-другой метров бесшумно пристраиваются и зависают легко, плавно, изящно две прекрасные акулы. Минин в изумлении таращит на них глаза:

- Что за комиссия, создатель?!

- По нашу душу, - роняет командир.

- Здравствуйте. Я ваша тетя. Какого черта им тут надо?

- Сейчас узнаем.

- Понял.

Рация настроена на Махачкалу, но Останин и не думает переключаться на частоту Астрахани. Сами найдут. Вон, их нашли же. А что им стоило перемахнуть фронтик в стратосфере? Раз плюнуть.

- ...шестьсот семьдесят восемь, ответьте. Вы меня слышите?

- Слышу.

Никогда бы мне вас не слышать, думает командир. Навязались на мою голову помощнички. Но он предельно вежлив.

- Командир Грабарь, доложите, что у вас случилось.

Грабарь так Грабарь.

- Самолет захвачен террористами. Штурман убит.

- Чего они хотят? Их требования?

- Посадка в Грозном.

- Какая помощь вам нужна? Мы можем что-то сделать?

- Можете. Уйти к себе на базу.

- Но если мы и вас туда уведем?

- Они взорвут самолет.

- А если проводим до Грозного?

- То же самое.

- Вы самостоятельно справитесь с обстановкой?

- Да. У нас все будет в порядке. Но вы должны уйти.

- Понял. Ждите.

- Жду.

Переключиться и послушать? Сами скажут. Минин спрашивает тихонько, не нажимая кнопки СПУ:

- Что за притча, командир? Ты меня заикой сделаешь.

- Не вмешивайся.

- Понял. Не вмешиваться.

Через несколько минут в наушниках снова раздается голос:

- Командир Грабарь, вы меня слышите?

- Слышу.

- Мы уходим, командир. - В баритоне слышится дружеское сочувствие. - Желаем удачи.

- Приятного полета, ребята.

Истребители взмывают ввысь и с крутым разворотом уходят на восток. Останин со вторым провожают их взглядами. Они становятся все меньше. Растворяются.

- Так что же все-таки все это значит, командир? - спрашивает Гена. - Откуда они взялись?

- Они встретили нас еще перед фронтом, - неохотно отвечает тот. - Сулились стрелять.

- А почему не стали?

- Мы влезли в грозу.

- А сейчас?

- Ты слышал.

- Но зачем было говорить, что самолет захвачен? Если им нравится, пусть бы провожали.

- Куда?

- До Грозного. Ты же сказал, что посадка в Грозном?

- Сказал.

- А на самом деле?

- Перед собой. Ищи площадку.

Кажется, за сегодняшнюю ночь второму пилоту пора бы разучиться удивляться чему бы то ни было. Не разучился.

- Николай Васильевич, ты в своем уме? Как это мы посадим такую махину вне аэродрома?

- Посадим.

- Где, какая площадка?! Взгляни на землю!

- Занимай триста метров.

- Занимаю. Командир, зачем нам эта свадьба? Угрохать самолет и самим угрохаться?

- Мы не угрохаемся.

- Мне самолет не посадить, а тебе с твоей ногой...

- Посажу. Смотри площадку.

- Но зачем?!

- Второй пилот, что ожидает чеченцев, если мы сядем на аэродром?

- Какое мне дело до чеченцев?! Они убили штурмана и чуть не угробили нас!

- Гена, штурмана не вернуть, - устало говорит командир. - А из чеченцев одного наверняка поставят к стенке, остальных... Я не палач.

21