Воробьиный дом

Болтливый офицер тем временем нашёл себе новую жертву – ещё кому-то не повезло встретиться взглядом с изнывающим от скуки на рабочем месте хранителем правопорядка.

– Хех, натоптали же повсюду, да? Ну и прибавили они всем нам дел. Теперь криминалистам придётся сличать десятки следов обуви. Или сотни – сколько их тут учится? Как думаете, вряд ли у них обувь входит в школьную форму?

Хоть частный детектив и находился здесь сам по себе, он прекрасно знал, куда ему направиться. Помогали ему в этом те самые следы, что, петляя, вели в разные комнаты и коридоры из одной точки. К тому же с каждым шагом всё ближе становился многоликий бубнёж, словно одну комнату особняка арендовал рой пчёл.

У одной из дверей (комната отдыха, догадался Хэнгер) собралась толпа людей, закупорив собою коридор. Это – сердцевина произошедшего преступления, эхо которого уже расползалось за пределы Бристолького холма.

Тут толпились и полицейские в форме, и следователи в штатском, эксперты в халатах и даже спецы, полностью запакованные в костюмы наподобие химзащиты, словно помещение испускало радиацию. Двое таких как раз вынесли из комнаты в коридор старинное кресло в пятнах крови и поставили на расстеленные повсюду клеёнки.

Хэнгер утёр вспотевший лоб платочком, стянул пальто, повесив на руку, и остался в тёмно-зелёном вязаном жилете поверх голубой рубашки. Встретив в толпе знакомое лицо, он отважился подойти и после нескольких нерешительных шагов встал в круг следователей у места преступления.

Ближе всех ко входу в помещение, вальяжно облокотившись о косяк, стоял детектив Доминик Грейсон – ломовой конь полиции Сорроувилля и ходячий стереотип. Вот уж кто действительно всем своим видом напрашивался на роль частного детектива: в кожаном плаще и шляпе, с многодневной щетиной, с флягой ядрёного пойла в кармане, вечно в мятой и несвежей одежде, так как редко ночует дома. Вот и сейчас он уже несколько раз на глазах у Хэнгера потянулся пальцами к губам, всё забывая, что там нет сигареты, которыми он обычно всюду дымит.

Двое сыщиков – профессионал на службе города и частного толка новичок – пересеклись взглядами, и Грейсон на выдохе закатил глаза. У Хэнгера же глаза чуть не прослезились от такого едкого амбре.

Хэнгер протиснулся ко входу и наконец увидел злополучную комнату, где произошло массовое убийство. Картина оказалась такой, как он и ожидал. Весь пол покрыт липкой засохшей кровью. Она попала также на стены в некоторых местах и на мебель, которую сейчас как раз выносили.

Несколько красных капель попали даже на два висевших на стене портрета. На одном – мощный старик, словно только что приплывший на рыбацкой лодке и сам втащивший её на песчаный берег. На другом – пунцово-бледный типчик с жидкими седыми волосёнками, похожими на парик отца-основателя. Хэнгер, конечно, об этом не знал, но эти двое – поэты Уолт Уитмен и Уильям Блейк. Американец и англичанин. По сути, два доподлинно известных свидетеля произошедшего.

Если бы детектив разбирался в поэзии, он бы подумал: “Бедные поэты! Бедный Уитмен! Видел бы он, во что превратилась Америка! Во что превратилась его Демократия… Видел бы Блейк, во что превратился мир…”.

По всей комнате оставлено множество обувных следов. Сначала размазанные (кто-то, видимо, даже шлёпнулся на пол, поскользнувшись) – тех, кто обнаружил тела. Потом – осторожные, без характерных отпечатков, следы медиков в бахилах.

– Он выставил их в ряд, а потом перерезал каждому поочерёдно горло, – прохрипел прокурено Грейсон, с щелчком открывая и закрывая зажигалку в кармане штанов. – А головой последнего вынес окно и насадил его горлом на стекло.

Хэнгер посмотрел на выбитое окно, сквозь которое в комнату прорывался мартовский сквозняк и редкие капли. Антикварная люстра с имитацией свечей медленно покачивалась на цепях. Стенку подпирали напольные часы в виде часовой башни Вестминстерского дворца и осуждающе цокали – это последнее, что слышали дети. Бильярд стоял гол без разноцветных шаров.

Двенадцать студентов, убиты один за другим. Движение ножа, и на пол падает очередной труп, секунду назад бывший человеком. И как их тела потом лежали посреди комнаты – холмом из тел? Пирамидой? Словно доминошками попадавшие манекены в торговом центре, внезапно отключившиеся анероиды или как будто у каждого сразу оторвался тромб и они с грохотом повалились друг на друга. Фантазия, помноженная на опыт, работала на полную.

Хэнгеру невольно вспомнилось, что в Японии нельзя называть человека мёртвым, пока его смерть не констатирует медэксперт. И читаешь потом жуткое в интернете: “В результате взрывы пострадали пятьдесят человек, у сорока восьми из них не бьются сердца”.

– Он? – переспросил Хэнгер, готовый к тому, что детектив не упустит шанса схохмить и скажет: “Фредди Крюгер”, или “Кэндимен”.

– Или она, – пожал плечами Грейсон. – Или они.

– Или оно, – пробормотал один коп, но под недовольным взглядом Грейсона предпочёл тут же скрыться за спинами коллег.

– А орудие убийства? – спросил Хэнгер, сканируя взглядом пол, точно робот-пылесос.