Воробьиный дом

Хэнгер замялся, не зная, что бы такое ляпнуть, чтобы достойно себя преподнести, но в результате впал в ступор.

– Кто ты вообще такой? – спросил его помятого вида хмурый тип с усиками и патлами до плеч, что выглядел старше и своих товарищей, и самого Хэнгера.

– Я – частный детектив. Клифф Хэнгер. Меня наняли расследовать убийство ваших товарищей.

– Псевдоним? – спросила девочка и наклонила голову в бок.

– Да, – ляпнул Хэнгер, чтобы быстрее закрыть эту тему.

– Кто тебя нанял? – теперь руки на груди (а ведь эта поза является защитной) скрестил бледный парень с большими синяками под глазами и водопадом чёрных смолистых волос во всю спину, которым бы позавидовала любая девушка. И любая лошадь.

– Это профессиональная тайна, – сказал Хэнгер, и в каком-то смысле не соврал.

В воздухе наэлектризовывалось напряжение, в глазах подростков читалось: “Валил бы отсюда”. Тут до начинающего детектива дошло, как надо вести себя дальше, чтобы разрядить обстановку. Ему не нравилось такое, но он решил, что сейчас самое время притвориться кем-то, кем он не является.

Как можно вальяжней Хэнгер подошёл к ребятам, взял из рук у блондина бутылку вина и отпил из горлышка (хорошо, что сегодня утром он, возбуждённый внезапным заказом, забыл принять антидепрессанты – их нельзя мешать с алкоголем). Запрокинув бутылку, он пощёлкал пальцами, чтобы ему дали сигарету. Сделав несколько глотков и затянувшись, Хэнгер облокотился на кирпичную трубу и сказал:

– Ну, рассказывайте: что вчера произошло?

Больше всего он боялся, как бы его сейчас не стошнило. А то из-за этого ночного письма у него сегодня за первую половину дня больше общения и активностей, чем за последние месяцев пять.

***

Час спустя Хэнгер сидел на скамейке во внутреннем дворе пансиона, среди формовых кустарников и зелёных фигур, и размышлял. Невдалеке стоял охранник “Прауд Спэррой” в светло-коричневой форме и в солнцезащитных очках, приглядывал за ним.

Территория учебного заведения оказалась больше и интересней, чем могло представиться, глядя через решётки ворот. Тут есть и отдельное новое здание для занятий спортом с несколькими бассейнами, и спортивное поле, и конюшня. А ещё “Прауд Спэрроу”, оказывается, примыкает к заповедному лесу, где преспокойно обитают дикие звери.

Каково это, задумался Хэнгер, готовить поздно ночью доклад по Шекспиру и слышать при этом, как на луну воют волки почти что под окном? Впрочем, на самом деле это же должно быть естественней сирены скорой помощи, означающей, что в переулке напротив апартаментов Хэнгера с утра нашли очередного передознувшегося…

Из еле получившейся беседы с этими пятью на крыше детектив узнал, что вчера, двадцать четвёртого марта, у них в школе проходил традиционный весенний бал. Это значит, что бедные ребята, парни и девушки, во время своей казни были одеты в праздничные наряды – в смокинги и платья.

В здании стоял шум, играла музыка, все, в обход обычных правил, носились туда-сюда по комнатам: переодеваться, шушукаться, употреблять спиртное из-под полы. Даже преподаватели позволили себе красное вино. Никто не обратил внимания, что старший курс в полном составе куда-то пропал – момент их чествования (ведь это их последний бал) уже прошёл, и все просто танцевали (танцы входят в учебную программу “Прауд Спэрроу”) и общались.

Их тела обнаружила влюблённая парочка, что собиралась спрятаться в комнате для занятий и побесчинствовать в темноте. Двенадцать трупов, лежащих друг на друге, море крови, два открытых настежь окна и одно выбитое, открытая дверь, подарочный нож на полу и выдыхающееся шампанское.

Шесть часов вечера – начало мероприятия. Семь часов – начало торжественной части, посвящённой будущим выпускникам. Восемь – окончание торжественной части, и начало дискотеки, с которой старшеклассники практически тут же сбежали. Их обнаружили около девяти вечера.

Хэнгер снова бросил взгляд на окна танцевального зала, где сейчас допрашивали родителей погибших. Там у окна встал тот чернокожий господин, что прибыл одним из последних. Он не видел сидящего на скамейке среди зелёных лиственных кубов детектива. Опершись одной рукой о стену, он глядел куда-то вдаль и вытирал слёзы платком.

Что лучше, с ноткой тщеславия подумал Хэнгер, если сейчас полиция расколет кого-нибудь из причастных к трагедии родителей, и всё как можно скорее закончится? Или если судьба всё-таки позволит ему отработать свой гонорар? И что важнее для него – правосудие, или процесс расследования, только в ходе которого он чувствует себя живым и нужным этому миру?