Воробьиный дом

Привычка и род деятельности требовали от Хэнгера задавать вопросы, но их у него пока не имелось. Редко когда свидетели или подозреваемые сами приглашают его в авто, когда он ещё даже не знает имена жертв. Тем более, что эту женщину буквально только что вместе со всеми мурыжили несколько часов в зале для танцев. Если там и прозвучало что-нибудь важное для расследования, то, скорее всего, Веласкес ему завтра об этом расскажет в участке.

– Почему вы так поздно отъехали от пансиона, мадам Кападия? – спросил он, решив дать бой давящей тишине. – Проблемы с автомобилем? – в этот момент на его затылок угрюмо глянул в зеркало заднего вида водитель, но Хэнгер это, естественно, не заметил.

– У моего мужа случился сердечный приступ, когда ему сообщили про Риту, – вместо ответа на вопрос сказала она.

Риту упоминали ребята с крыши, вспомнил Хэнгер. Они сказали, что она должна была пойти в политику по стопам родителей.

– Он сейчас в больнице, в Вашингтоне. И врачи сказали мне готовиться к худшему, – продолжала она, и её глаза стали как будто тяжелеть, оттягивая лицо вниз, и наливаться кровью при этом, становясь одного оттенка с точкой на лбу. – Сначала наши дети, теперь внучка…

Хэнгер сам не понимал, почему со всей его социофобией он так и не отказался от профессии, где он постоянно обязан общаться с людьми. В том числе с людьми, чьих близких только что убили, или похитили, или изнасиловали. Вот и сейчас его сердцебиение участилось, и даже с физической болью, а по лбу скатилась тяжёлая капля пота. Хотя он также никак не мог перестать называть про себя эту женщину ведьмой – очень уж хотелось ему сбежать сейчас из машины, прочь от этих её трёх красных глаз. Оставалось надеяться, что она не читает мысли. А ещё лучше – чтобы его лицо не выдало ей эти мысли.

– Сначала полиция позвонила мужу, он схватился за сердце и упал. Его увезли на скорой прямо с работы, из посольства. Из больницы уже позвонили мне, и у меня чуть ноги не отнялись, – она постучала тростью себе по ноге. С излишней силой, как показалось Хэнгеру. Как будто в будущем она собирается их использовать только как объекты проклятий. – Скажите! – вскрикнула она, и её губы затряслись. – Вы сами когда-нибудь сталкивались с подобным зверством в вашей стране?! А полиция этого города?!

Хэнгер держался своим взглядом за её, как бы боясь иначе сорваться в пропасть. Не отрывая глаз, он помотал головой.

– Я так и думала, – тихо резюмировала она, уже спокойно, как будто те вопросы задал кто-то другой, запертый в её теле. – Все так и будут называть Сорроувиль тихим и спокойным городком, с красивыми видами… с заснеженными горами. А на мою долю выпало стать исключением, что якобы подтверждают правила.

Минут пять они ехали в тишине, глаза направлены друг на друга, но смотрели в никуда.

– Завтра утром… если не умру во сне… и даже если ноги совсем откажут, я покину этот город. Полечу к мужу. Живому или мёртвому.

Она стукнула тростью по полу и сурово добавила:

– И не вернусь!

Хэнгер развёл руками.

– Ваше право.

– И у вас ко мне нет никаких вопросов… детектив? Пока я ещё в Сорроувиле.

Внутренне Хэнгера стошнило от её слов. Её внучка лежит в полицейском морге с перерезанным горлом, криминалисты пинцетами копаются в разрезе, а она интересуется: “Вы же детектив! Ваша обязанность докучать всем вопросами!”. Нет у него к ней никаких вопросов. Только ко вселенной.

– У меня нет вопросов… к вам, – озвучил он часть своего внутреннего монолога.

Мадам Кападия кивнула, потом, наморщив лоб, попыталась разглядеть, что находится по ту сторону тонированных окон. Затем она крепко сжала ручку трости, и – Хэнгер успел подумать, что она решила на него напасть – ударила ею в стенку, разделявшую салон. Водитель понял сигнал и тут же остановился. Хэнгер старался смотреть прямо и не переводить взгляд на металл трости, что врезалась в перегородку в паре дюймов от его лица.

Дверь, у которой сидел детектив, с щелчком отворилась, и в салон ворвался весёлый шум Торговой площади, на которой всё ещё царило праздничное и фривольное настроение даже неделю спустя после Дня святого Патрика.

– Ваша остановка, сэр, – водитель уже не казался таким дружелюбным, словно буря внутри хозяйки передалась и ему.

Радуясь про себя, что он сказал “сэр”, а не “пёс”, Хэнгер выбрался из машины.

– Молодой человек, – окликнула его старушка. Хэнгер умудрился вступить из салона дипломатического автомобиля прямо в лужу, и не успел ни подойти к опустившемуся с её стороны стеклу, ни даже обернуться. – Вы уж займитесь этим делом. Вам воздастся, – сказала мадам Кападия его спине.

Стекло опустилось и автомобиль медленно отчалил, лениво косолапя по брусчатке, которой так много в центре города.