И тут, я впервые в жизни, испытал странное чувство. Я почувствовал, что теперь я… ну, как бы, принадлежу ей. Что она спасла мне жизнь, и теперь — она по праву принадлежит ей. Я не мог понять хорошо это, или плохо, я просто чувствовал, что это — так. К тому же, ко мне начали возвращаться мысли о наказании, которое ей грозило тогда.
— Наташ…. Скажи, а какое наказание тебе полагалось за принос оружия?
— С извлечением и угрозами. Ни много, ни мало. На самом деле, ничего такого, чего стоило бы бояться — улыбнулась она — тем более тому, кто берёт оружие в руки.
Она замолчала. Видно было, что она не хотела об этом рассказывать. Мне в свою очередь, не хотелось расспрашивать её об этом…. Но я ДОЛЖЕН был это знать.
— Наташ, мне надо знать это. Скажи.
Помолчав несколько секунд, видимо думая, нет ли предлогов, чтобы не говорить мне этого — вздохнув, сказала:
— Расстрел. Иначе — не получается. Конечно, мы все даём Слово и этому Слову можно верить…. Но иногда, нож оказывается в кармане непреднамеренно. Поэтому, перспектива расстрела за нарушения Слова — это как запасной парашют. Чтобы лучше за карманами смотрели. Ты же видел, как мы себя ведём иногда? А представь — ещё и ножи? Но по факту мы никого не расстреливаем, ты не думай. Один раз только было нарушение этого Слова. Но его никто не расстрелял. Ему сказали сидеть дома и ждать расстрельной команды, но команду никак не могли найти. Осуждённый умер сам.
— Почему?
— Видишь ли… нарушенное Слово — тоже, силу имеет. Не выдержал переживаний. Дал Слово — и не сдержал. Это тяжело. И страшно.
И тут, у меня зарябило в глазах. То чувство принадлежности ей, которое я испытал раньше — теперь усилилось десятикратно. Я чувствовал себя её собакой. Я как будто ощутил, насколько она больше меня…. И я не выдержал. Я встал перед ней на колени, и склонил голову. А она ошарашено смотрела на меня, не понимая, «чего это я»….
— Вась, ты чего…. Ты чего?! Всё в порядке! Просто вытащила тебя из бучи — и всё!..
И тут, до неё дошло.
— А. Ты же не привык к такому…. Но ведь ты тоже кинулся Вову спасать, хотя и не знал его? Просто люди, если они не скоты, ВСЕГДА поступают так. Всегда спасают других в первую очередь, а о себе думают — уже во вторую. И ты так поступил по отношению к Вове, и я — по отношению к тебе. Всё в порядке, правда!
— Слушай…. А то, что я сейчас чувствую…. Ну…. Как будто я тебе принадлежу….
— А… это? Это — нормально. Это — нормально здесь. Здесь — это у всех есть… в большей, или меньшей степени. Это — нормально, правда! Здесь все, так или иначе, друг другу принадлежат. А у вас…. Да, у вас — не так. У вас — такого нет.
И она опустила голову. Было видно, что сейчас — ей жаль нас. Но она её быстро вскинула, и сказала:
— Но ведь ты же, чувствуешь это? Ведь чувствуешь же? Значит, с тобой — всё хорошо….
Она замолчала, видимо, подбирая слова. А я переваривал услышанное. Со мной — всё хорошо. Хорошо, потому что я могу это чувствовать…. Хорошо, потому что я — здесь. Хорошо, потому что….
— Слушай, Наташ…. А вы чувствуете только свою принадлежность кому-то? Что вам кто-то принадлежит — вы не чувствуете?
— Ну…. Я не знаю, как другие…. Не спрашивала, знаешь! А я…. Ну, я, например, чувствую, что все, кто здесь — принадлежат мне. Честно, я и не обращала на это внимания! Пока ты не спросил. Наверное, и у других — также. Это как…. Ну я не знаю…. Как чувство ответственности, что ли? Или….
— Или Любовь?
— Ну да….
Я почувствовал, что ей неудобно говорить на эту тему, и решил больше не спрашивать. Но она продолжила сама:
— Слушай…. Раз уж мы говорим об этом…. А у тебя — есть такое чувство? Ну…. Что мы все — твои?
— Э-э-э-э….
— Ладно, не хочешь — не говори. Вообще, об этом не положено спрашивать…..
***
Валере я не стал рассказывать о случившемся, а он не стал меня расспрашивать. Он лишь встретил меня своей фирменной улыбкой до ушей, когда увидел мою хоть и побитую, но совершенно счастливую физиономию. В этот раз, он заварил мне иван-чай, а к чаю поставил уж не знаю, откуда добытый малиновый мармелад. Видимо, его сделали специально для меня. Мармелад был невероятно вкусным, но самое приятное в нём был не вкус, а то чувство, с которым его делали для меня. От удовольствия я даже закрыл глаза. А когда открыл их — увидел такую же блаженную улыбку на физиономии Валеры. Он, совсем как пёс радовался тому, что смог доставить радость мне. И я поймал себя на мысли, что у таких верных и добрых псов — я и сам, с удовольствием псом бы стал. Стал бы псом псов…. Только бы не уходить. Быть рядом с НИМИ всегда — больше ничего не надо. Ничего.
— Валер, а где ты работаешь?
— На ТЭЦ 22, обходчиком.
— В вашем измерении?
— В нашем, общем.
— То есть…
— Трудно объяснить, Вась… Наши миры очень близко, фактически рядом. Есть места, куда мы не заходим, есть наверное даже и такие, куда мы и не можем попасть… Но мы туда, правда, и не хотим. Но вот на ТЭЦ, мне например, нравится.
— Мне тоже. Я ведь был там, на этой ТЭЦ!
— Да я вроде и видел там тебя. Ты у сантехников на сундуке спал?
— Да… так значит, мы и раньше виделись и… увидимся ещё?