Ворон и ветвь

Кто мог ожидать, что дама Вереск сумеет поразить бегущего оленя наравне с опытными охотниками? Да еще превзойдет сразу двоих? Уж точно не Миртил из Дома Ясеня, чьи стрелы носят бело-зеленые полосы. А голубое и зеленое так легко спутать! Не иначе, по ошибке и второпях Вереск взяла перед охотой зеленую стрелу вместо своей голубой. А голубая оказалась ближе всего к условленной цели тоже случайно, ведь никто никогда не слышал, чтобы Арагвейн Терновник славился меткой стрельбой больше, чем игрой на флейте. Ах, какая досада, господин мой Миртил…

Дрозд, подозрительно присматривающийся к ягоде на ее ладошке, покосился за спину Вереск черной бусинкой глаза и вспорхнул.

– Вы испугали птичку, – насмешливо сказала Вереск, не поворачиваясь.

– Простите, госпожа, – отозвался Миртил ей в тон. – Видно, мои звезды сегодня затянуты тучами: что ни сделаю – все неладно. Чем же мне искупить эту вину? Разве самому попросить ягоду из ваших рук?

– Ягоду из моих рук еще нужно заслужить, – безмятежно сказала Вереск. – Дрозд мог бы спеть, а чем порадуете меня вы?

– Пусть поют в вашу честь те, у кого птичья судьба, – из-за спины сказал Миртил. – Дрозды и прочие… птахи. Не послужу ли я вам чем-нибудь иным, королева моя?

Вереск помолчала, слушая, как на дубовой ветке жалуется дрозд, которому потерянная ягода теперь кажется непредставимо желанной, конечно. Птицы не боятся сидхе, но от Миртила веет скрытой тугой силой. Опасностью… Сладкой, заманчивой, опасной мощью, что так и тянет прикоснуться, попробовать, а потом овладеть, укротив надменную силу. Дрозд неглуп, он вовремя улетел, не соблазнившись лакомством, но ты, воин, в глазах которого пасмурное предзимнее небо, пришел сам, полагаясь на свою силу перед слабой, глупенькой женщиной. Нет, даже не глупенькой, а просто неосторожной. Той, что может отправиться на охоту с двумя рыцарями из свиты и всего одним охранником вопреки желанию мужа. Той, что заключает такие опрометчивые споры… Той, которой сегодня просто повезло с выстрелом, не так ли?

– Может быть, – задумчиво сказала Вереск, – может быть. Скажите, господин Миртил, если попрошу добыть этого дрозда, что пренебрег моей учтивостью и дружбой, как вы исполните мое желание?

– Как пожелаете, моя королева, – усмехнулся сзади Миртил. – Смею думать, по дрозду я не промахнусь ни стрелой, ни сетью, смотря какую судьбу заслужил этот невежа.

– А если я попрошу не дрозда? – тихо и бесстрастно спросила Вереск. – Не глупую пичугу, а дичь куда более редкую и опасную, с клыками и когтями, что принесли смерть уже не одному высокородному сидхе? Голос певчих птиц радует сердце, но на охоту за этой дичью я взяла бы с собой разве что матерого волка – в добавление к своим гончим.

– Где же гуляет этот редкий зверь? – еще тише прозвучал голос Миртила. – Чью шкуру я должен бросить под ноги своей королеве, чтоб заслужить ее милость?

– Раньше случалось гулять ему в зарослях боярышника, – нежно, нараспев сказала Вереск. – Но давно нет его следов на холмах Волшебной страны, и где ныне искать этого зверя, мне неведомо.

Слова упали в ледяную стынь, замерли между ними, как застывают на морозе фальшивыми драгоценностями капли воды. Миртил молчал, и Вереск отвечала тем же, глядя на сверкающую иголками инея ветку шиповника перед собой. Три почерневших листочка еще держались на тонкой колючей ветви, но и они, покрытые изморозью, казались не мертвой плотью куста, а изысканным украшением, приводящим в завистливый трепет любого ювелира.

– И вправду, редкий зверь, – бесстрастно прозвучало из-за спины. – Боюсь, нет смысла спрашивать, зачем моей королеве его шкура?

– Кто говорит о шкуре? – сладко улыбнулась Вереск, зная, что никем не увиденная улыбка просочится в ее голос. – Всего лишь прогулка под полной луной, господин мой Миртил. И, если случится нам встретить редкого и опасного зверя, я лишь хочу иметь рядом твердую руку и отважное сердце.

– Значит ли это, что серебряному пению дрозда моя госпожа предпочитает волчий вой?

Ах, какой голос был сейчас у Миртила, сына Ясеня! Только не глядя в лицо, можно столько услышать в голосе: и насмешку, и осторожную надежду, и опасение, и глубоко, на самом дне, скрытую гордость.

– Это значит, – без прежней улыбки сказала Вереск, потому что не одна она здесь умела слушать и слышать сокрытое в голосе, – что королеве положено знать, когда тешиться песнями, а когда выезжать на охоту. И за кем. И, главное, с кем.

Вот и кончились игры в королеву и рыцаря. Миртил молчал, и Вереск не торопила его. Арагвейн и молчаливый охранник – только Вереск знала, какими ухищрениями добилась, чтобы на охоту сегодня с ними выехал именно этот страж, – чем-то занимались поодаль, и то, что их оставили наедине, должно было сказать Миртилу больше, чем все ее слова.

– Я понял, – тяжело уронил Миртил. – Что ж, моя королева, волк выйдет искать след. А когда найдет, вы получите своего зверя, как того желаете. И поглядим, чья служба окажется вам больше по вкусу. Зима близко, но я постараюсь успеть.