Когда он почувствовал, что больше не в силах ждать, что каждый день, потраченный над заметками, забивает очередной гвоздь в крышку его гроба, Стэнли Гудзон уложил в потрепанный кожаный ранец, купленный годы назад в лавке старьевщика, простые и смертоносные инструменты, необходимые для дела: острые и сияющие, иглы и проволоку, хирургические нитки. Однако предстояла не просто демонстрация превосходства, не просто устранение прямой угрозы жизни и миссии, поэтому он взял и набор банок для образцов, и консервирующие растворы. Ибо в отчаянной попытке поймать его Они легкомысленно открыли одно из самых мерзких извращений естественного порядка, а его труды требовали никогда не забывать ни своей роли солдата, ни ученого.
Последним отправилось в ранец то, что должно было показать Им — он не такой дурак, как они думают, Они дали ему разгадку, которая со временем приведет Их к падению. Он положил две страницы, вырезанные из толстого тома полного собрания Эдгара Алана По в мягкой обложке поверх всего остального и закрыл сумку.
Прежде чем выйти из ниши, в которой провел большую часть утра, и пересечь улицу Урсулинок, он удостоверился, что фотограф действительно ушел, а не прикинулся. Он вскрыл замок на кованой двери за пару минут, а мог бы вдвое быстрее, если бы не проверял все время, нет ли слежки. Язычки и рычажки щелкали и перекатывались, подчиняясь его умелым манипуляциям, и он открыл дверь медленно, чтобы не громыхала о стену тесного прохода, и еще осторожнее прикрыл ее за собой. Лестница была деревянной, поэтому он снял ботинки и поднялся в одних носках. Наверху была только одна дверь, и он тихо вздохнул с облегчением — никакого риска вскрыть не ту квартиру. Он прижался ухом к двери и вслушался сквозь громкие завывания рока и стук собственного сердца, дожидаясь убедительного знака, что все эти усилия не зря. И вскоре безошибочно различил звук шагов: кто-то прошелся по скрипучим сосновым половицам по ту сторону двери, и Стэнли Хадсон принялся за врезной замок.
— Я… не знаю… о чем вы говорите, — невнятно бормочет Мишель голосом вязким и тусклым от лекарств, которые человек дал, чтобы превратить боль в далекое приглушенное ворчание. Мишель начал думать о ней как о Боли, голодной огненноглазой твари со слишком многими головами и слишком многими ртами, прикованной к стене постепенно расшатывающей кладку цепью. Кажется, что Боль сопровождала его всю жизнь. Он знает: есть единственный способ, которым она вырвется на волю и сожрет его, как серый волк, а он — всего лишь Красная Шапочка с кадыком и членом, и для него больше нигде и никогда не будет покоя, кроме как в тьме и желудочных соках зверя, его всерастворяющей утробе.
— Я не знаю…
Тогда человек внезапно перестает резать, будто наконец поверил в правдивость Мишель. Скальпель шумно падает в металлический поддон с прочими инструментами, руки в красном латексе мелькают между глазами Мишель и отрезанными частями, развешанными над столом так, чтобы он их видел — вынужден был видеть, ведь мужчина с самого начала отрезал ему веки.
— Конечно, ты не знаешь, дитя, — мягко отвечает человек. Он набирает в шприц прозрачную жидкость. Вонзает иглу в освежеванные мускулы живота Мишель, и Боль делает финальный рывок. Скрежет ее когтей и крошащегося камня затмевают мир сырого мяса и стали.
— Но и для невежественных пешек найдется использование, Мишель, — говорит он. Потом неслышно шепчет что-то вроде «прости», и Боль открывает пасть, и Мишель с легкостью и благодарностью падает в ее зев.
Стэнли Гудзон думал, что в квартире на улице Урсулинок найдет обоих близнецов, и был разочарован, обнаружив только мальчишку. Ведь узнала его девушка, она оскорбила его насмешливым, торжествующим взглядом. Он займется ею позже, пообещал себе человек, когда разделается с мальчишкой по имени Бенджамин.
Он замер посреди комнаты, каждая поверхность которой была покрыта пятнами дополняющих друг друга оттенков черного и красного, замер и поправил себя: он займется этим позже. Бенджамин рассказал ему все, сознался, что шесть лет назад в Тринидад, штат Колорадо, его однояйцевый брат-близнец сделал операцию, последний шаг на пути обращения. Продал свою человечность за темные посулы, данные Ими последователям. Примерно в 260 милях к югу от Тринидад, Колорадо, находится Розуэлл, Нью-Мексико, отстраненно напомнил он себе, и еще раз посмотрел поверх убоины на кровати на оттиск «Ворона» Джареда По. Мертвый мальчишка по-прежнему смотрел на Стэнли Хадсона с фотографии, но любая угроза, таившаяся в этом лице, была уничтожена очищающими взмахами ножа.
Он наклонился, достал из кожаного ранца у ног страницы, вырезанные из полного издания Эдгара Алана По. Про себя отсчитал строки, пробегая первые строфы. Добравшись до двадцать шестой, подчеркнул ее желтым маркером, найденным в кабинете Джареда По, и прочел вслух:
— Полный грез, что ведать смертным не давалось до того…[15]