Ворон

При неясном, лёгком звуке у порога моего".

И широко распахнул я дверь жилища моего:

Мрак, и больше ничего.

Мрак бездонный озирая, там стоял я, замирая,

Полный дум, быть может, смертным незнакомых до того;

Но царила тьма сурово средь безмолвия ночного,

И единственное слово чуть прорезало его -

Зов: "Ленора…" – Только эхо повторило мне его -

Эхо, больше ничего…

И, встревожен непонятно, я лишь шаг ступил обратно -

Снова стук, уже слышнее, чем звучал он до того.

Я промолвил: "Это ставнем на шарнире стародавнем

Хлопнул ветер; вся беда в нём, весь секрет и колдовство.

Отпереть – и снова просто разрешится колдовство:

Ветер, больше ничего".

Распахнул я створ оконный – и, как царь в палате тронной,

Старый, статный чёрный Ворон важно выплыл из него,

Без поклона, плавно, гордо, он вступил легко и твёрдо, -

Воспарил, с осанкой лорда, к верху входа моего -

И вверху на бюст Паллады у порога моего

Сел – и больше ничего.

Чёрный гость на белом бюсте – я, глядя сквозь дымку грусти,

Усмехнулся – так он строго на меня глядел в упор.

"Вихрь измял тебя, но, право, ты взираешь величаво,

Словно князь ты, чья держава – ночь Плутоновых озёр.

Как зовут тебя, владыка чёрных адовых озёр?"

Он прокаркал: "Nevermore".

Изумился я немало: слово ясно прозвучало -

"Никогда"… Но что за имя?! И бывало ль до сих пор,

Чтобы в доме средь пустыни сел на бледный бюст богини

Странный призрак чёрно-синий и вперил недвижный взор, -

Странный, хмурый, чёрный ворон, мрачный, вещий, тяжкий взор,

И названье: "Nevermore"?

Но, прокаркав это слово, вновь молчал уж он сурово,

Словно всю в нём вылил душу – и замкнул её затвор.

Он сидел легко и статно, и шепнул я еле внятно:

"Завтра утром невозвратно улетит он на простор -

Как друзья – как все надежды – улетит он на простор…"

Каркнул Ворон: "Nevermore".

Содрогнулся я при этом, поражен таким ответом,

И сказал ему: "Наверно, господин твой с давних пор

Беспощадно и жестоко был постигнут гневом Рока,

И, изверившись глубоко, Небесам послал укор

И твердил, взамен молитвы, этот горестный укор,

Этот возглас… "Nevermore".

Он сидел на белом бюсте; я смотрел с улыбкой грусти -

Опустился тихо в кресла – дал мечте своей простор;

Мчались думы в беспорядке – и на бархатные складки

Я поник, ища разгадки: что принёс он в мой шатёр -

Что за правду мне привёл он в сиротливый мой шатёр

Этим скорбным "Nevermore"?

Я сидел, объятый думой, молчаливый и угрюмый,

И смотрел в его горящий, пепелящий душу взор.

Мысль одна сменялась новой; в креслах замер я, суровый.

И на бархат их лиловый лампа свет лила в упор…