Воронье Гнездо

— То же, что и по пути в столовую, — опередил хирурга Амедей, — надеюсь, провалы проходят по расписанию, потому что не хотелось бы пропустить, как в следующий раз этот герой, — он указал на хирурга, — будет снова орать на весь лазарет и изгаляться над твоим телом.

— Какого хрена тебе тут надо вообще? — раздраженно обратился хирург к Амедею.

— А по мне не видно? Что насчет этих синяков и того, что я держусь за ребра так, словно они вот–вот рассыпятся на кусочки и поскачут в разные стороны?

— А… Ладно, здесь мне делать больше нечего, — хирург устало направился прочь, — идем в мой кабинет.

— Секунду, я поговорю с другом, и подойду! — Амедей развернулся к Славе и спросил, — Ну, как оно?

— Хм, скажем, у меня внутри будто все горит и рушится. Отвратительное ощущение… И, конечно, жар. Ненавижу температуру и жар…

— Да, ты похож на тех, кто не в восторге от таких вещей… Не выглядишь, как мазохист.

— Где это ты так?

— О, это… Это обычное дело — драки на зоне, сам знаешь, почти заменяют рукопожатия. Ребята беспокоятся о тебе, короче, вот что хотел сказать. Один из них даже слишком. Лады, выздоравливай там, а мы тебе, как выпишешься, чифиря крепенького подгоним, Яковского, фирменного!

— Да пошел ты… У меня почки и так отказывают, — Слава улыбнулся.

Амедей похлопал его по груди и ушел к хирургу. Юноша тяжело вздохнул, почувствовал першение и сухо закашлял. Он поправил подушку под головой, подумал, что было бы неплохо иметь такую же удобную койку в камере, и уставился в облезлый потолок.

* * *

— Ну и как? — хирург встречал Севу на входе в лазарет.

— Ну, если брать во внимание характер нашего уважаемого Статского, то угрозу лишения жалования и яростный отказ без метания в меня тяжелых предметов можно расценивать как удачный исход.

— Черт, у вас же отличные отношения, что не так? Этот парень ведь не не маньяк и не серийный убийца котят, так почему бы не отдать на лечение?

— Он говорит, что в правилах таких исключений нет. Но мне кажется, его больше волнует репутация. Не зря же он отвел часть финансов под такое сомнительное предприятие, как тюремный лазарет, зато если мы парня и вылечим, то за этим клопятником, пожалуй, упрочится репутация "Санатория для оступившихся", чтобы можно было эффективнее прокапывать в карьере путь к званию "Серебряного города", на которое Переград уже давно и претендует. С чего они там все вообще решили, что под карьером серебро?

— Понятия не имею, но помню, как было забавно слушать истории про то, как "мы раскроем поистине безграничный рудный потенциал нашей области всего за пару лет".

— Да, вот те и раскрыли. Зато у них все же получилось выбить финансирование у правительства.

— Так только на это и был расчет, руды никакой и нет, только начальник наш так фишку и не срубил и единственный из всех бросил распиленный бюджет на добычу.

— Кто знает, кто знает. Ладно, я теперь зайду к неврологу, — Сева покосился на дверь в его кабинет, — другого выхода нет.

— Ну, удачи, что тут сказать.

За открывшейся дверью оказался маленький захламленный кабинет, в центре которого сидел за столом и выбивал на нем карандашами мелодию, подергиваясь в ритм, местный невролог — Лев Мышев. Особо сильно он подергивал своей головой с огненно–рыжими завивающимися волосами. Перед ним на столе лежали различные фигурки из оригами — особенно много было пингвинов, некоторых он даже раскрасил в честь флага страны — желто–фиолетовый. Но большее внимание привлекали пустые шприцы с выжатыми поршнями, лежавшие вперемешку с фигурами, будто инъекции делали желто–фиолетовые пингвины, а не…

— Лев Саныч!

— Войдите, зайдите… — испуганно ответил невролог, неуклюже сваливая все со стола в задвижки.

— Работаете?

— Да, вот… Принимал одного, только что вышел…

— Шприцы все ему выдавили?

— Ну не себе же, ей богу.

— А руки покажете?

— А вы?

— Я — да.

— Хорошо.

— Так покажете?

— Что?

— Руки.

— Чьи?

— Свои. Мне свои руки покажете?

— Когда?

— У нас пациент с летаргией, Лев Саныч, а вы колетесь, да пингвинчиков лепите.

— Мне за него не заплатили.

— В конце месяца, друг мой.

— Я хочу сейчас.

— Вы клятву Гиппократа давали?

— А вы?

— Волосы у вас неспроста вьются. Пожалуй, соглашусь с моим другом хирургом, что ваша проблема не столько в страшном недуге, сколько в генетике. Человек умирает, мы не знаем что с ним и вы, к сожалению, наша последняя надежда.

— Нет, мне и тут хорошо.

— Прости… Простите, конечно, но вас ваше рабочее место случайно ни к чему не обязывает, нет?

— Уйдите, пожалуйста, из моего кабинета, мне душно от вас.

— Знаете что, Лев Саныч, у вас, пожалуй, есть уникальная, третья половая хромосома, которую я бы обозначил буквой "Й". Такой набор здорово характеризовал бы вас как личность.

— Хотя, я мог бы помочь, — бросил Лев Севе, собравшемуся уходить.

— О?

— Вивисекция.

— Что?

— Я хочу разрешение на вивисекцию взамен, я уже подобрал хорошую особь.

Сева недоуменно посмотрел на невролога и вышел, хлопнув дверью.

— Полагаю, можно даже не спрашивать? — осведомился хирург.

— Ага, все как обычно. Я даже особо и не пытался. Пожалуй, у меня остался последний козырь, — Сева выглядел задумчивым.