Воронье Гнездо

Волшебная атмосфера неловкой отверженности миром и его властелином царила в индивидуальной палате продвинутого, в рамках бюджета, тюремного лазарета, за дверью которого были слышны разговоры бездельников–медиков, шутки и вообще жизнь. И Славе, и Илье хотелось встать с проклятых кушеток, торжественно опрокинуть их, и выбежать за дверь, чтобы вдохнуть жизни. Но они не могли. Они были оставлены в неловкой тишине, будто тайно влюбленные друг в друга мальчик с девочкой, оказавшиеся в такой ситуации в результате действий их общей поверхностно–хитроумной подружки–сводницы, выманившей всех остальных какой–нибудь традиционной уловкой с мороженщиком или самолетом. Или мороженщиком на самолете. Теперь они просто лежали друг около друга, как две палочки для еды при сервировке какого–нибудь дорогого обеда с хвостами угрей, усами тараканов и задницами антилоп. Так и пролежали бы эти палочки до скончания времен, что бы это ни значило, если бы не их назначение. Рано или поздно, палочки для еды обязательно скрещиваются. Если их, конечно, в припадке не переломит какой–нибудь Болезникус Летаргян, не желая есть предложенные помои.

Слава заерзал на кушетке, прерывая всеобщее прослушивание концерта сопения больных бывших друзей в унисон.

— Черт, у меня от этих простыней вся спина чешется! — внезапно заговорил Слава, не услышав ничего в ответ. — Я тут подохну скорее от чесотки и скуки, чем от этой заразы…

— Хм-м, я бы не стал делать такие выводы. В смысле, не потому что мне вполне удобно тут, в отличии от тебя, просто у нас правда серьезные проблемы…

— Ну, давай, перескажи мне одну из твоих универститеских лекций по летаргии. Все равно делать нехрен.

— В том–то и проблема, что пересказывать особо нечего. Нам описывали ее в общих чертах, но никто до сих пор не знает полностью природу болезни, этиологию, лечение… В общем, я хочу сказать, что мы, скорее всего, из этой палаты уже не выйдем.

— В свете последних событий, мне кажется, что оно даже к лучшему.

— И еще, если у нас поврежден мозг, то болезнь может перейти в любой его отдел. Вполне возможно, что следующими симптомами будут неконтролируемое получение удовольствия, или же наоборот — боли.

— Первое было бы охрененно. Подохнуть в зените экстаза, многократно кончая себе трусы, либо на медсестру.

— Нет, я помирать не хочу. К тому же, по закону Мерфи, гипералгезия куда более вероятна.

— Да уж, когда дело касается демонстрации знаний и всяких дерьмовых терминов, у тебя язык длиннее, чем при внезапной встрече со старым другом.

Обрубленная Славой нить разговора раскачивалась в тишине еще недолго после того, как потенциальное ее продолжение приземлилось на дно какой–нибудь метафорической богом забытой ямы, которую в жизни никто не нашел бы.

— Я бы сейчас что–нибудь почитал, — вздохнув, сказал Слава.

— Хватит тебе книг. Ты воспринимаешь их слишком близко к сердцу. Можно сказать, здесь ты как раз из–за книги.

— Ну, с таким же успехом можно обвинить в этом и мою мать: если б она меня не родила, ничего не случилось бы.

— Не утрируй, — поморщился Илья.

— Я здесь скорее из–за какого–то больного дровосека, который порубил парня на куски и решил кинуть со мной в один бак.

— Что?

— Ты же не думаешь, что меня посадили за эльфа? Там был еще чей–то труп, который тоже находился в том состоянии, когда им можно набивать бабушкины пирожки.

— Нет, серьезно?

— Конечно! Того доказательства, что я сейчас здесь, тебе недостаточно?

— Ебаный ты неудачник! — рассмеялся Илья.

— А ты–то зато какой везучий. Убежал, скрылся, и бед не знаешь!

— А что мне еще было делать? Что толку, если бы меня посадили? Просто за компанию? Это тебе не поход в кино, это жизнь, тут солидарностью нихрена не решается. Да, мы оба налажали там, но начал–то все ты.

— Слушай ты можешь просто извиниться, или сказать там, что тебе жаль, все такое?

— Мне не в чем извиняться.

— Ну… Как знаешь. В общем–то, какая разница кому тогда больше повезло, если оба мы в итоге оказались здесь?

— Да, тут ты прав.

— Слушай, я просто должен сказать… Начиная с той ночи с эльфом, я тебя просто ненавижу. Не могу объяснить почему и за что, но так оно есть. Ты должен знать.

— Как скажешь, Слава. Хотя "ночь с эльфом" прозвучало как–то по–гейски.

…

— Так значит, мы заразились от того эльфа?

— Да. Видимо, у него были те же симптомы. Летаргия объясняет то, что он очнулся, когда я его… Кромсал.

— Нужно сказать им.

— Они не знают, что и я там был. Они перво–наперво начнут проверять все, что у нас общее, а если ты скажешь, что думаешь, что заразился от убитого, когда рубил его В ОДИНОЧКУ, они нахер забьют на нужную гипотезу.

— И что, ты лучше сдохнешь, чем скажешь правду и сядешь? В конце концов, можно тебя оправдать…

— Я лучше продолжу жить, как раньше, меня не устраивает ни один из твоих вариантов. Как оправдать?

— Скажем, я взял тебя в заложники… Снять с себя вину за второго парня, конечно, уже не получится…

— Ох, ну и херня! Меня они в этот каторжный курорт тут же как миленького пихнут. Лучше просто молчи.

— Ну ты и мудак.

— У меня просто температура. Опять.