Воронье Гнездо

Слава попытался сесть на кровати, но уронил подушку. Он принялся ощупывать руками койку в поисках края и было начал опускаться за подушкой, но Яков осторожно оградил его и достал подушку сам, заложив ее Славе за спину и добавив:

— Мы на равных правах. Тут темно, как за закрытыми веками.

— Это забавное ощущение…

— Помяни свои слова, малой.

— Запросто… Помнить долго не придется.

— Ах, так тут у тебя уже кризис, смирение и все дела? Шустро ты.

— Мы с этим мешком дерьма уже решили, что шансов нет. Я как–то не особо беспокоюсь об этом. Как–то легко смирился. Что меня тревожит, так это болезненность. Скорей бы все уже кончилось. Жаль, не успел родителям письмо написать… вообще, хорошо, что я уйду раньше них. В детстве я так часто представлял, как умрут мама с папой. До сих пор не уверен, смог бы ли пережить их уход. А теперь я этого не увижу, и хорошо. Эгоистично, да. И умирать эгоистично. Своя смерть принимается проще, чем чужая… — Слава закашлялся.

— Эх, не видал ты еще жизни, потому и просто тебе уходить. Я если и понял что за столько лет, так это то, что я скорее последние портки в лютый мороз отдам, чем свою жизнь.

— Хочешь сказать, есть для чего тут задерживаться? В этой жизни остались только бетон, уныние и страдания, и будет только хуже. Со временем желание подохнуть только усилится.

— Это ты мне, старику, рассказываешь? Ты был в сайвовых лесах? Видел магию? Бывал в Каланских горах? Любил? Катался на фуникулере, протянутом между вершинами офисных замков Стриклита, глядя как мелкие люди снуют под тобой? Знаешь, каково быть отцом? Таких вопросов можно придумать еще сотни и на все у тебя будет один ответ — "Нет".

— Что поделать? Час мой настал слишком рано для всего этого. Может, если эта эльфийская штука существует, то в ней я потом попробую все это. Как ее там? Рай, кажется?

— Да по–всякому называют. И раем тоже.

— Ты же метис? Вам вроде необязательно верить?

— Да, но верю в бога. Не знаю, какой он, как его зовут, какая религия правильна, но верю, что над нами есть какой–то еханый владыка, который нас всех и создал.

— Я читал про такое. Кажется, это называется деизм.

— Черт его знает, сынок. Вот скажи мне, почему люди ни в кого не верят? Ни богов у них, ни ангелов…

— Ну, концепция бога, она тормозит… Мешает развиваться в нужных направлениях, отвлекая на церковь. К тому же, идея бога претит тезису о том, что мы сами по себе, сами властители наших судеб. Это мешает развиваться. А отсутсвие бога же дает нам самодостаточность, которая и помогает развиваться…

— Это как глянуть. Как раз таки в самодостаточности и кроется проблема. Это тупиковая дорожка, самодостаточность не помогает, а мешает развиваться. А бог — это стимул. Когда осознаешь, что у тебя есть великое предназначение, что тот, кто дал его тебе смотрит на тебя с небес и возлагает надежды о том, что ты его не подведешь, когда знаешь, что у тебя есть верный друг и наставник, который в трудную минут пошлет тебе надежду, то просто не можешь сидеть на месте. Вера и есть настоящая благость.

— Раз уж бог такой друг и наставник, чего это он обрек эльфов на такую участь? Как так получилось, что имея безграничные возможности, он обрек вас, любящих его, копошиться в грязи и коленопреклонствовать перед людьми? Неужели он просто любит людей больше, чем эльфов!?

— Нет. Как бы тебе ответить… Во всех священных писаниях говорится о том, что прежде людей были сотворены эльфы, которым, по достижении достойнейшего уровня детей божьих, в награду были ниспосланы люди, чтобы эльфы растили их, как бог растил нас. Люди получились безбожными, капризными и мерзкими. Если причина первого ясна — безбожны они потому что не должно для них было быть ничего превыше эльфов — то почему они получились капризными и мерзкими понятно не всем. Возможно, бог порой ошибается, а может просто мы вас не сумели воспитать.

— Капризные и мерзкие. Точно. Такими их история и показывает.

— Ой, парниша, не подмазывайся, ты мне и без того нравишься.

— Но я правда так считаю… А с чего это ты решил, что я подмазываюсь к тебе? Ты даже не эльф. Не совсем…

— Да. Мне повезло, метисам на совершеннолетие позволяют выбрать кем быть. Я выбрал сторону своей трудолюбивой матери, а не развратного отца. Да, шпиняют, да, раб. Но я не жалею о своей причастности к великому.

— Некогда великому.

— Э-не, погоди гвозди в крышку гроба забивать. Шустровата нынче молодежь, все бы им похоронить себя, других. Все еще будет. Главное — дожить.

— Хе–хе.

— Я тебе устрою "хе–хе". Глаза на месте, мозги на месте, почки тоже. Подлатают, не унывай.

— Зря вы так, дядь Яков…

— Не дядькай тут, мы ж все одной корзины. О корзине говоря, Амедей заходил уже?

— Нет. Чего бы ему?

— Да ничего. Ладно, спи. А то еще какие бредовые мысли взбредут.

Яков похлопал Славу по ноге, встал и начал выходить из палаты, как вдруг услышал:

— Яков…

Он не ответил.

— Хочется света.

Мужчина грустно вздохнул, медленно шагнул за порог, закрыл дверь и оставил Славу в темноте, наедине с храпящим Ильей.