Воронье Гнездо

Яков протянул несколько черных купюр — бумага для бирок делалась из черного дерева — Сайвы, которое широко использовалось так же алхимиками и магами. Очевидно, это и послужило поводом для выбора Сайвы как "денежного" дерева — ироничное, язвительное напоминание о том, что бумажки имеют ту же силу, что и магия. И правда, белое число "1000", на купюре имело то же внушающее действие, что и отточенное Ангельское заклинание "Айседсо'у".

— И то верно, — охранник вложил деньги в нагрудный карман и, нашаривая ключи, направился к другой камере неподалеку. Впустив Якова внутрь, он запер за ним дверь и прикинулся будто ничего и не было.

Внутри сидел на полу и водил по нему же пальцем покалеченный, но перевязанный эльф. На руку была наложена лангетка. Это был тот самый парень, которого недавно грубо забрали с карьера и отвели к социальной работнице.

— Ну и с какой ты группы? — спросил Яков, сложив руки на груди.

— А?

— А-а! — передразнил Яков. — Группа какая. Не тупи, не юли, не мычи, я тут долго гутарить с тобой не буду.

— Эм, ну, первая… — заключенный выглядел испуганно.

— Да не буду я тебе ноги за голову заворачивать, успокойся. Все свои. Ну так и что ты видел? Что рассказал?

— Там еще трое… Их не пускают никуда, они там… Там.

— Рассказал–то что?

— Н-нич…

— Что–что?

— Ничего…

Яков прищурился и некоторе время сверлил его взглядом, пока не добрался до поверхностных глубин его психики:

— Да, все я рассказал… — чуть не заплакал парень. — Но они же мне руки ломали! Как я мог… Не убивай меня!

Яков подошел ближе и прошептал:

— Про деление на группы говорил?

— Н-нет… Только про свою…

— Кто–нибудь знает что ты проговорился?

— Т-только ты… Вы…

— Ясно. Больше мне и не нужно. Спасибо, дружище.

Яков постучал в дверь, его выпустили и он решительной походкой направился прочь. Когда он проходил мимо 301‑й камеры блока Б, Гамфри все еще угрюмо стоял около нее.

— Что за херь? — Яков остановился и уставился на лужу крови, в которой недавно лежал самоубийца.

— Программа по умалению страха смерти среди населения, не обращай внимания. Поговорил?

— Ага. Первая группа всё. Ребята еще не знают, но им пиздец. У соцработницы есть еще трое, не знаю кто. Один красавчик может и из нашей группы.

— Ты не знаешь из кого состоит наша группа!?

— Ну, бля, всех не упомнишь.

— Ну ты и фрукт. Насколько я помню, одна группа не может знать о плане другой, так?

— Да, а что?

— Ничего.

— Ну и пошел ты. Зря ты все–таки хочешь остаться в этой помойке. Может хочешь с нами?

— Это мой дом.

Яков цыкнул, помотал головой и пошел дальше.

* * *

Людей, лелеющих все то, что имеют, зовут сумасшедшими. Накопителями, жадинами, скрягами, просто жмотами. Все эти слова имеют негативный оттенок и, будучи ярлыками, накорню дискредитируют личность, на которую навешаны. В почете расточительство. Транжирство. Щедрость. Тратить приятно: радуется душа. Где ты взял отданное? Твое ли это? Можно подумать, кого–то волнует. Нет, никого не волнует, кому принадлешит мясо, шкуры, древесина, нефть и уголь. Мы не можем без них, но тратим без мыслей о последствиях. Изъедаем землю, на которой живем. Пристыди кого за это — ни один не воспримет всерьез. Мол "Что такого–то? Святым духом греться и питаться что ли?". Чем питаться вирусу, нечаяно попавшему в чей–то организм? Разве ж виноват он, что не может синтезировать для себя же питательные вещества? Разве ж виноват он, что бог не наделил его самостоятельностью? Нет, он, как и человек, ни в чем не виноват. Ему просто приходится жить. Он может и рад бы ценить то, что имеет, но ему приходится уничтожать это. Заниматься расточительством, лишая себя же опоры и дома. У вируса нет выбора. У этой маленькой цивилизации, которую медики с особой жестокостью истребляют, представляя, наверняка, что клетки живут семьями и по выходным ездят на пикник в район печени. Так же и Земля накажет людей за расточительство, оставив одного лишь наблюдать за этим, чтобы он вернулся на тысячи лет назад и рассказал об этом. Но Земля разбирается хорошо лишь в уничтожении людей. А вот разбираться них самих у нее так не получается, поэтому избранный окажется полным олухом. А в той вселенной, где он был бы гением, у него все равно ничего не получилось бы. Этот глобальный, но незначительный спойлер говорит о том, что человечество необучаемо. И если антропосу, чтобы это понять, придется пройти по несколько тысяч лет внутри разных вселенных, то микробам понадобилось бы просто глянуть на то, что творится в соседней цивилизации, лежащей в полутора метрах от них. Пока вы читали всю эту околесицу, хирург, вызванный медсестрами в индивидуальную палату продвинутого, в рамках бюджета, тюремного лазарета, светил фонарем в глаза то одному прокаженному пациенту, то другому. Еще он показывал им несколько пальцев, но они ничего не видели. Илья и Слава были слепы. Совсем. Всерьез. В этой самой вселенной.

17 — Епитимия 3