Воронье Гнездо

"Узкие бульвары и широкие подворотни. Фонарные столбы нависают над головой, перекрывая солнце. И снежной лавине не скрыть всей мерзости этого города. Глаз радовало лишь то, как он поедает себя изнутри", — Лицезрение руин на улице Сеанора опрокидывало Рафаэля в сладостные мечтания о том, что скоро под бетоном будут погребены и осталые шлюхи, бюрократы и политиканы. — "Команда спасателей все еще ворошила обломки в поисках тех, кто пропал еще намного раньше той безрассудной резни. Мертвые эльфы, по которым в этом мире никто не будет скучать. Мертвые люди, которых в том мире никто не будет ждать. Держу пари, этот парень в нелепой форме спасателя и сам не прочь оказаться на месте мертвецов. Этот город давно уже сожрал инстинкт самосохранения парня, его рассудок, да и волю к жизни. Он дышит, работает, ест только по привычке. Нельзя просто взять и начать писать левой рукой, если всю жизнь делал это правой. Хотя мой дохлый сынишка мог бы. Алиса называла его амбидекстром, хвасталась всем этим молодым мамашам, какой наш Сема молодец. Да кого это вообще ебет? Какое это дает ему преимущество в жизни? Просто гребаная незначительная мелочь, из которой она, как и все женщины делали бы, раздувала что–то вроде дара. Позерша. Хотя, опять же, как и все женщины. Едва ли они делают что–то ради цели. Все лишь игра. "Смотрите, я занимаюсь наукой! Смотрите, я пью пиво!". А на деле ей только и нужно, чтобы какой–нибудь симпатичный идиот, восторженный ее глубоким внутренним миром, вставил ей по самые бронхи, а потом взял под крыло, чтобы можно было беспрепятственно потворствовать материнскому инстинкту, прекратив вилять задницей в том или ином смысле. Природа, что поделать. У самцов инстинктивная задача куда более размытая: защищать потомство можно уймой способов, природа не вводила строгих инструкций. Вот и занимаемся всякой херней. Потому что мы люди. Животные редко занимаются херней. Люди -- постоянно."

-- Ищете кого–то? — спросил спасатель у Рафа, смотревшего на располовиненный дом.

-- Ага. Только вряд ли вы мне с этим поможете.

-- Как знаете. А мы уже многих откопали, если вдруг захотите…

-- Малой! — перебил того другой спасатель, кричащий с завалов. — Хрена ты там чешишь, сюда иди!

Юный спасатель извинился и побежал к напарнику. Раф из любопытства простледовал за ним. В щавалах откопали человека с простреленной головой и придавленными рукой и ногой.

-- Черт, этого родным опознавать будет тяжело, — говорил старший спасатель, — что интересно -- здесь это первый гражданский, погибший от огнестрела. Видимо, встал у кого–то на пути. Хрен его знает, неважно, ты поднимай потихоньку.

Младший причудливым образом сложил пальцы, пристально глядя на обвалившуюся стену, отчего та обрела золотистый ореол и начала подниматься, высвобождая ногу покойника, с характерным хлипким хрустом отлипавшую от стены. Старший аккуратно потянул на себя изувеченную ногу, чтобы та не поднималась вместе со ней.

-- Можешь опрокинуть стену на ту сторону, там уже нихрена нет, — проинструктировал спасатель юношу, после чего тот аккуратно переложил стену на другую сторону.

На освободившемся месте Раф заметил в пыли что–то бумажное. Он подошел ближе и пихнул это ногой: сбитая пыль открыла Рафаэлеву стеклянному взору ничто иное, как конверт -- классический прямоугольный конверт, явно содержащий что–то внутри, но еще не заклеенный. Закономерно, Раф поднял его изъял содержимое: письмо как корявыми каракулями и ошибками, характерными для эльфов, но по их меркам все здесь было довольно грамотно:

"Подруга. я жыв и здоров мне удалось скрытся. добряк приютил. ясно что надо всретитця поэтому и все обсудить с глазу на глаз так что приходи вечером этой пятницы туда где жывет сапожник я буду ждать".

"Письмо не было запечатано. Манера письма -- очевидный эльф. Мятежника не взял бы под свое крыло даже законченный добряк–анэцефал. Очевидно, что я взялся за ниточку. Проблема лишь в том, что она обрывается прямо здесь. Адресат не получал письма. Твою мать, такие загадки -- явно не мой конек. Зря я, пожалуй взялся за это дерьмо".

-- А че там у ребят на Глиняной? Беседовали неподалеку спасатели.

-- Нихрена у них. Ты же и сам понимаешь, если в музей и днем никто не ходит, то ночью там и подавно ни одной эстетствующей рожи не было. История нахрен никому не нужна, так что если ребятам и придется вытаскивать кого–то из завалов, то только всякую крысятину.

-- Видимо, скоро работы будет все больше. С одной стороны, конечно, надоело зад просиживать, но…

-- Да херня. Слышал уже, Мэр на связь вышел? Ну, то есть сказал через своего человека, что в начале следующей недели, вроде в понедельник, будет какой–то консилиум с Мятежниками, главой Беглецов, и всеми, кого пожелаешь.

-- И мамашей твоей, которая под столом будет ползать? Ты смеешься что ли? И волу понятно, что они там только разорутся перегрызутся, как акулы под стероидами, а потом повысылают друг другу цеппелины с напалмом. Без работы не останемся.