Что-то упало ей на колени. Фиона плакала. Лицо ее было уже мокрое от слез. Я отвернулась, окинула взглядом творческий беспорядок лаборатории. Вранье, с первого до последнего слова, сказала я себе. Не понять тебе ее чувств. И родом ты не из той же среды. Леса да поля, больше ничего общего. Да и что ты пытаешься сделать – склоняешь ее поступить так же, как ты в свое время? Она к тебе не за советом пришла, а попрощаться. Из вежливости, только и всего.
Фиона выудила из кармана куртки бумажный платочек и принялась утирать слезы.
Я сказала:
– Прошу прощения. Вы просто… выкиньте из головы все, что я сейчас говорила.
Фиона ответила глухо, сквозь салфетку:
– Ничего. Вы ведь, скорее всего, правы.
– А может, и нет.
Одной салфеткой тут не обошлось. Я встала, порылась в карманах плаща, отыскала еще одну.
– Спасибо. – Она высморкалась. – Я все думаю и думаю об этом, аж голова раскалывается, так что думать вообще невозможно.
Я кивнула. Хотя бы здесь я ее понимаю. Чуть погодя я сказала:
– У меня к вам просьба.
Фиона замялась.
– Не могли бы вы обратиться к нашим психологам? Вряд ли они станут вас переубеждать, просто помогут все обдумать, принять зрелое решение.
Фиона согласилась и через пару минут ушла, более-менее успокоенная.
Оставшись одна, я снова придвинула стул к окну и продолжала смотреть на дождь. Братья и сестры Фионы всегда ее считали «чудачкой», а Мэтт и Люк гордились моими успехами. Нет, вовсе мы не из одной среды. Никто меня никогда не отговаривал учиться дальше. От меня этого ждали, меня всегда поддерживали.
И я ни разу не пожалела, ни на минуту. И сейчас не жалею. Теперь я убедилась, что и мой «кризис», и все прочие трудности – это не из-за работы. Работа тут лишь предлог. Может быть, преподаватель из меня не ахти, но прав Дэниэл, я ничуть не хуже большинства. А научная работа у меня идет отлично. Мы служим науке, я и мои малыши-беспозвоночные.
Я задумалась о Фионе, о ее страхе отдалиться от родных. Не в этом ли и моя беда? Умом я считала, что готова заплатить такую цену, но в душе, возможно, этому противилась.
Но я-то от родных не отдалилась. Во всяком случае, от Люка и Бо. Было между нами временное охлаждение, в мои студенческие годы, но сейчас мы так же близки, как если бы я осталась на Вороньем озере. Мы очень разные, но близки, несмотря ни на что.
А Мэтт?
Я подумала о Мэтте, и тут все, кажется, встало на свои места. Фиона боится перерасти свою семью и любимого, но, возможно, все к тому идет. Может, ее друг и умен «на свой лад», но не на ее.
Мэтт же умен на мой лад. О том, чтобы перерасти Мэтта, и речи нет.
Мой нынешний «кризис», не говоря уж о боли, что я ношу в себе почти всю жизнь, – конечно, все это связано с ним напрямую. А как же иначе? Всем, чего я достигла, я обязана ему. Столько лет я на него смотрела, перенимала у него лучшее, разделяла его увлечения – разве могло это пройти бесследно? Он так мечтал учиться, был этого достоин как никто другой и по своей вине – вот где самое страшное – упустил возможность.
Я сидела за письменным столом, прислушиваясь к деловитому гулу за стеной, и сердце разрывалось от несправедливости. Я думала когда-то, что мы всегда будем вместе. Я и он, вечно бок о бок у пруда. Его план – до чего же он был нелеп, наивен, прекрасен. Одно слово, детство. Но время идет. Пора взрослеть.
Но повзрослеть не значит отдалиться, как мы, ведь правда?
В том-то и заключалась суть. Мэтта я любила больше всех на свете, но при каждой нашей встрече меж нами разверзалась непреодолимая пропасть и нам нечего было друг другу сказать.
21
– По-моему, строить здесь фермы – чистое безумие, – буркнул Дэниэл, почесывая лодыжку. Когда я выходила по нужде, мы взяли на борт пассажиров – целую тучу мошкары.
Мысли мои были так далеко, что я вздрогнула от неожиданности и не сразу поняла, о чем речь. О земле, конечно же. Почва здесь каменистая.
Я ответила:
– Земля у нас неплохая, почвы вокруг Вороньего озера плодородные. Только вот лето короткое.
– Но подумай, чего это стоит – так далеко на север забраться можно разве что с отчаяния.
– Выбора-то у них не было. Они были без гроша, почти все, а землю здесь раздавали бесплатно. Расчистил делянку – забирай даром.
– Понимаю почему, ты уж не обижайся. – Дэниэл яростно чесался. Его любовь к Первозданной Природе грозила иссякнуть. Что такое гнус, Дэниэл знает в теории, но практического опыта ничто не заменит.
– У озера их не так уж много, – сказала я. – И на фермах они не очень донимают, только на границе леса.
– Ты ведь выросла на озере? – спросил Дэниэл.
– Да.
– И на ферме никогда не жила?
– Нет.