— На юг! — прогорланил ворон.
Риван встряхнул головой, словно отгоняя наваждение.
— Риван?
— На юг, — повторил тот слова ворона, перевел дыхание и продолжил: — Он хочет, чтобы я передал Корвусу его волю.
— Что? Зачем?
— Я не знаю.
— Надеюсь, ты высказал ему все, что ты по этому поводу думаешь? Риван…
— Я не знаю, что и думать.
И это было чистой правдой. Мысли в голове застыли, словно мухи в густом меду. Лишь сердце беспокойно стучало в груди, отзываясь в ушах нестройным эхом.
— Наверное, я должен.
— Никому ты ничего не должен! Риван, очнись! Теперь ты окончательно убедился, что твой бог играет на одной стороне с убийцей. Хватит, смирись.
Риван зажмурился и прижал ладони к лицу, пытаясь совладать с собой. Одна мысль все же освободила лапки и начала настойчиво жужжать в голове.
— Если я его догоню до того, как он пересечет границу Гвинланда, если он прислушается к словам, что передал для него Бог-Ворон, он повернет на Гаршаан.
Жрец открыл глаза. Арндис сидела напротив него и непонимающе хлопала ресницами.
— Я смогу защитить свою страну, — продолжил Риван.
— Он тебя уже один раз повесил. Вокруг Корвуса десятки жрецов, найдется кому передать волю Бога-Ворона.
— А если нет?
— Риван, милый, — в ее устах это звучало так непривычно, и оттого еще больнее кольнуло по сердцу, — подумай хоть раз в жизни о себе.
— Не могу. Если есть хоть малейший шанс, что это сработает, я должен попробовать.
Арндис опустила взгляд, ее заметно забила мелкая дрожь.
— Я поеду с тобой, — не поднимая головы решительно заявила она.
— Это небезопасно.
— Поэтому и поеду. У тебя совершенно не развито чувство самосохранения.
— И это мне говорит ловчая Ульвальда, что недавно рвалась на передовую?
— Я за себя хотя бы постоять могу. А тебя вот оставила, и меньше, чем через неделю ты уже угодил в петлю, — Арндис подняла влажные глаза. — Пообещай мне только одно. Пообещай, что ты не станешь помогать ему в этой войне.
========== 16. Крысолов ==========
— Убери от меня эту тварь! — мальчик уже не кричал, а откровенно визжал, чем изрядно развеселил Вороненка.
Тот постарался заглушить смех, прижав кулак ко рту, впрочем, напрасно, шума и без его тонкого голоска хватало. Еще парой мгновений назад такой уверенный в своем преимуществе, в своей безнаказанности, теперь же поваленный у ног Вороненка пасынок корчмаря истошно вопил, брыкался и размахивал руками, тщась что-либо сделать с тенью, нависшей над ним. Побелевшие скрюченные от ужаса пальцы проходили насквозь и не причиняли темной дымке никакого вреда, в то время как юное тело била мучительная судорога от каждого прикосновения ожившей тьмы. Та струилась и перетекала, постоянно меняя свой облик, то напоминала сказочного змея, свернувшегося на груди у своей жертвы, то отращивала лапы, становясь похожей на неведомого зверя. Но несмотря на ее бестелесность, подняться мальчику никак не удавалось, стоило ногам найти опору, чтобы вскочить, его тут же прижимало обратно в грязь. Страх и боль заставляли повторять безуспешные попытки снова и снова, пока вконец обессиленный он не сдался. Распластавшись в слякоти, давясь слезами и подвывая, мальчик начал молить о пощаде.
Интересно, пощадил бы он Вороненка, откажись тот отдать этому гаденышу честно заработанные два серебряных, те, которыми только-только его же отчим, хозяин корчмы, расплатился? Пожалел бы? Вот уж вряд ли, таких как он не пронимают и не останавливают слезы слабых, Вороненку ли это не знать. И тем не менее, валяясь на сырой земле за сараем, где сам же и зажал, казалось бы, беспомощного мальчишку, он рассчитывал на милость последнего. А зря.
За эти два серебра Вороненок почти неделю без продыху провел в подполах и на чердаках постоялого двора, где охотился на грошовых крыс. Шесть дней среди ветоши, пыли и паутины, тратя драгоценное время. Разрезал свои пальцы в кровь, дабы призвать тени, что услужливо выгоняли мерзкие серые полчища из всех возможных щелей и только после этого расправлялись с ними, чтобы мальчик мог свободно собирать свой мрачный урожай. А самая жирная крыса, оказалось, вот, под боком у корчмаря обитала. А сейчас ужом извивалась в грязи и просила отпустить.
Нет, Вороненок не жаловался на работу крысолова, тени делали ее простой и весьма задорной. Наблюдать, как крысы, ощетинившись, удирали от крупиц «той стороны» было и правда весело, но времени эта работа занимала непозволительно много, а результат оплачивался слишком скудно, чтобы за нее браться еще раз в будущем.
А вот визжащий крысеныш под ногами был уже не так забавен, и Вороненок пока не знал, как с ним поступить. Отпустить — так он тут же побежит к родителю жаловаться, убить — хватятся, шум поднимут. И то и другое может привлечь ненужное внимание и плохо аукнуться его мучителю. Так что, чем бы это ни закончилось для нерадивого хозяйского пасынка, Вороненок все равно вынужден будет покинуть Лапшангу впопыхах. И, к сожалению, пешим, дабы поберечь немногочисленные средства.