Воронье царство (СИ)

Размеренный гомон трудящихся солдат внезапно раскололся пронзительным криком. Обернувшись, Хальвард увидел, как в их сторону волокли связанного по рукам пленника, вслед за которым тянулась вереница врановых жрецов во главе с Раунхильдом. Пыльный, но богато украшенный поддоспешник выдавал в узнике принадлежность к старшим чинам, чего нельзя было сказать о его поведении — несмотря на солидный возраст, он истошно орал, вырывался и клял на чем свет стоит своих конвоиров. Правда, по мере приближения к невозмутимому Корвусу, истерика становилась все тише, а проклятия сменились робкими мольбами.

— Прошу, Государь… я не ведал о мародерстве, я не давал распоряжений, — затараторил поставленный на колени пленник, не смея поднять взгляд выше царских сапог.

— Разве тебя не учили, что за своих солдат командир отвечает головой? — от Хальварда не ускользнула нотка довольства в голосе Корвуса.

Во вскинутую господскую ладонь Раунхильдом был незамедлительно вложен тонкий нож, острием которого Корвус проколол подушечку указательного пальца.

— Взгляни на меня.

Пленник, вопреки приказу, еще больше сжался, припадая к земле. Но солдаты, что его удерживали, тут же потянули обратно, силой вынудив поднять потухший взгляд. Пока Корвус окровавленным пальцем выводил на лбу несчастного замысловатую руну, Хальвард, как завороженный, не мог оторвать глаз от багрового ручейка, что стек по переносице и ужасающей слезой пустился по щеке узника.

— Прошу, я могу еще послужить, — и ни капли надежды в голосе. — Позвольте мне погибнуть в бою.

— Ты послужишь куда лучше, — Корвус обошел пленника, взял того за волосы и быстрым, плавным, и не лишенным опыта движением вспорол ему горло.

К собственной глотке Хальварда подкатил тошнотворный ком. Пущенная кровь не шла ни в какое сравнение с тем, на что он насмотрелся на полях боя, но отчего-то видеть, как вот так без колебаний режут человека, словно скот, было донельзя мерзко.

По команде Раунхильда к жертве, которую по-прежнему удерживал за волосы Корвус, подошли врановые жрецы. У каждого в руках было по медной чаше, что поочередно прижимались к глубокой ране и наполненные сакральной жидкостью относились к ожидавшему конному отряду. В голове Халя не укладывалась дикость, за которой приходилось наблюдать, все это выглядело как какой-то дурной сон и не могло иметь ничего общего с привычным укладом жизни нормального человека. И тем не менее жрецы окунали в кровь жертвы пальцы и вырисовывали на нагрудных пластинах, на тех самых воронах, символы, шествуя от солдата к солдату, которые в свою очередь едва ли не со скукой ожидали окончания обряда. Хальвард поймал себя на мысли, что если кто-то из жрецов подойдет к нему, то он сломает тому руку. И, как-будто услышав эти мысли, Раунхильд остановил одного из них, ткнул пальцем в его чашу и направился к Хальварду.

— Это оберег от его же дара, — извиняющимся тоном проговорил старший жрец, очертив на нагруднике алую отметину. — Тебе нужнее остальных. Они тебя не знают.

— Они? — Хальвард пыхтел от сбившегося дыхания, поскольку кираса теперь казалась невыносимо тесной и сдавливающей грудь.

— Увидишь.

Раунхильд отступил к жрецам, что заканчивали свой скверный обряд, и Хальварду не оставалось больше ничего, кроме как продолжить следить за Корвусом. Как только последний символ был нанесен, тот отошел от жертвы на расстояние вытянутой руки, по-прежнему не отпуская волос.

— Будь добр, — обратился царь к одному из конвоиров.

Солдат извлек из ножен меч и точным ударом перерубил шею бывшему сослуживцу. Капли крови брызнули на бледные руки и темные одежды Корвуса, но его это совершенно не обеспокоило. Колдун быстрым шагом подошел к набравшему силы костру и вбросил в пламя отсеченную голову. Да замер перед ним, будто точеный истукан, разведя руки в стороны и обратив ладони к небу. Тошно пахнуло горящей плотью, из костра повалил черный дым, как от гнилых дров, только вместо того, чтобы потянуться вверх, густые клубы начали стелиться по земле. Поначалу Хальвард решил, что ему померещилось, но к своему ужасу он осознал, что это не так. От дыма отделились темные сгустки, десятки бесплотных чудищ невообразимых форм, и с резвостью гончих помчались в сторону леса.

Раздалась команда: «По седлам!» и конники выстроились на тракт. Корвус, не меняя позы, повернул голову и коротким кивком напомнил Хальварду о своем наказе.