Воронье живучее

Каждое утро, ровно в десять часов, у нее собирались бригадиры. Тетушка Нодира не стала нарушать заведенную традицию и, обговорив с членами комиссии порядок работы, препоручила их Обиджону. Закончив летучку и отправив бригадиров, она вышла из-за стола, чтобы пройти в бухгалтерию, но тут появился разгневанный Бобо Амон.

— Нет больше мочи терпеть вашего заместителя, к кому еще обращаться с воплями о помощи? — сердито произнес он с порога, забыв поздороваться.

Тетушка Нодира опешила.

— Моего заместителя? Карима-саркора? Что он вам сделал? — спросила она, взволновавшись.

— Да нет, не Карим-саркор, а этот, в каждой дырке затычка, самозванный заместитель, ваш завхоз, который для вас ака Мулло, будь он неладен!

— Простите, а что он вам сделал?

— Да не мне, руки коротки у него на меня! Ведь вы обещали, что за новой машиной поедет Туйчи. Так или нет?

— Так, — подтвердила тетушка Нодира.

— А этот ваш ака Мулло посылает какого-то своего племянника, говорит — сам получишь машину, сам будешь ездить. А Туйчи — будто камешек на дороге, можно взять, отшвырнуть. Туйчи кончил шоферские курсы, сколько он ждал машину!.. У него отец погиб на фронте, он самый старший в семье, кормилец! А ваш ака Мулло оттесняет его. Да где справедливость?!

— Успокойтесь, усто! — В голосе тетушки Нодиры прозвучал металл. — Я не меняю своих решений. Раз обещала Туйчи, значит, машину получит Туйчи. Он поедет за ней вместе с ака Мулло.

— А этот ака сказал…

— Не знаю, что он говорил, — перебила тетушка Нодира. — Для того чтобы получить машину, нужны документы с моей подписью, а я еще не подписала ни одного.

— Но он уже отказал Туйчи!

— Его отказы и приказы в этом деле ничего не значат. Как я сказала, так и будет.

Бобо Амон помолчал, потом, спустя несколько секунд, пряча смущение, произнес:

— Ладно, тогда простите меня, виноват… Жаль было парня, он приходил ко мне вечером, чуть не плакал… Слава богу, вы от своих слов не отказались. Ну ладно, я пойду…

— До свидания, усто!

Тетушка Нодира глубоко уважала этого вспыльчивого, внешне угрюмого и грубого, но прямодушного, честного и смелого человека. Ну кем приходится ему Туйчи? Никем. Просто сын товарища молодых лет, односельчанина, не вернувшегося с войны. Но он взял его под свою защиту… Нет, здесь не только нелюбовь кузнеца к Мулло Хокироху, а прежде всего благородство. Да и не любит он Мулло Хокироха по какой-то определенной причине, за что-то, узнать бы — за что?.. Завхоз и сегодня дал ему повод. Бобо Амон зря не скажет…

Едва тетушка Нодира успела подумать об этом, как дверь отворилась и вошел Мулло Хокирох.

— А, ака Мулло, заходите, легки на помине!

— А я чувствовал, что понадобился, вот и прибежал, — Мулло Хокирох расплылся в улыбке. — Помыслы наши чисты, сердца независтливы, души незапятнаны, потому и слышим на расстоянии зов и желания друзей. Но что за комиссия? Какая еще? В такое напряженное время, когда хлопок не убран и столько дел? Я удивлен. Никак не пойму.

— Я тоже, — сказала тетушка Нодира, опустив ресницы. — Наверное, так нужно, — прибавила она, усаживаясь за письменный стол и отвечая не только старику, но и на собственные мысли. — Пусть проверяют, лишнего раза в таких делах не бывает. Тем, кто чист, бояться нечего: грязное к чистому не пристанет. Ну, а вскроют наши с вами недостатки — нам же на пользу.

— В каких делах нет недостатков? Нет дыма без огня и человека без греха, — вздохнул Мулло Хокирох.

Тетушка Нодира тут же вскинула ресницы и пристально посмотрела на старика — испугался? Боится внезапной ревизии? Встревожила она его?.. Но ничего не прочесть на лице Мулло Хокироха, оно такое же, как всегда, — чуть-чуть насмешливое, спокойное, с вечной складкой между бровями и зигзагами морщин на лбу, с лукаво мерцающими, маслянистыми глазками.

— Не боюсь я комиссий и ревизий, — сказал он, не отводя взгляда, — пусть проверяют сколько угодно, вы верно заметили, что грязное к чистому не пристанет, но иногда обидно становится. Работаешь, как вол, а не ценят ни в грош. Какой-нибудь бездельник настрочит жалобу, возведет на тебя клевету, да еще чаще всего анонимно, — комиссии тут как тут! Будто в первый раз тебя видят и не знают, кто ты, и не верят ни словам твоим, ни делам, по тысяче раз проверяют. Когда только это кончится?

Тетушка Нодира промолчала.

— Ладно, бог с ними! Я к вашим услугам. Что прикажете?

— У вас все документы в порядке?

— Бумаги у вашего покорного слуги всегда чисты, как зеркало, и правдивы, как солнышко.

— Ну и хорошо! Покажите им все, что потребуют.

— Покажу, конечно, покажу. Где они?

— У Обиджона.

— Мне пройти туда?

Тетушка Нодира, словно не услышав, помолчала несколько секунд, потом вдруг спросила:

— Когда вы поедете за новой машиной? Документы готовы?

— Завтра хотел съездить со своим Ахмадджоном, да теперь, при комиссии-то, разве съездишь?

— Комиссия тут не помеха, она будет заниматься своими делами, а вы подготовьте документы на подпись. Я посмотрю, может быть, и сама поеду. И зачем Ахмадджон? Машина будет закреплена за Туйчи, есть решение правления, он пусть и получает.