Позднее я узнал, что это были Ю-87 — легкие бомбардировщики. А «лапотниками» их прозвали потому, что у них не убирались шасси, на шасси были обтекатели, напоминающие лапти. С включенными сиренами «лапотники» ушли к мосту, сбросили бомбы. С бугра, и с той стороны реки, и сбоку застучали зенитные пулеметы, залаяли скорострельные пушки: люди побежали к домам, к водосточной канаве. Настоящее столпотворение... На нашей машине тоже закричали раненые, и кто-то из них, весь в бинтах, прыгнул через борт.
Танк «Т-34» метнулся в сторону, но неудачно — левая гусеница у него соскочила, раскатилась, как свернутый ремень, и танк завертелся юлой, сдирая брусчатку до земли.
И тут произошло такое, что я запомнил на всю жизнь, как прощание с отцом на Курском вокзале, когда ему приказали садиться в вагон.
Открылся люк танка, из «стального гроба» выскочили, как чертики из шкатулки, четыре танкиста. Молодые парни в синих комбинезонах. Не знаю, что их напугало и почему они побежали, пригнувшись, петляя, как зайцы, к мосту. Видно, общая паника и неразбериха, то, что называется «стадным чувством», подействовало на их нервы. Мне тоже захотелось броситься спасаться от самолетов.
Военврач вцепился мертвой хваткой в мое плечо.
— Подлецы! — кричал он.— Машину бросить! Трусы!
Мост Стал голым, его проезжая часть блестела, как лысина. Вокруг моста было пусто, не считая, конечно, брошенных тачек и узлов. Кто-то рассыпал помидоры. Люди при эвакуации мало что соображают. Хватают, что попадется под руку, дельное оставляют, хватают ерунду. Какому дураку, например, взбрело в голову тащить с собой помидоры?
Потом ощутилось движение, кто-то двинулся по мосту. Это оказались овцы. Впереди них шел чабан с лохматым, как сто папах, бараном на плечах. Баран свесил ноги и голову, не брыкался и не блеял: он уже, видно, привык к подобному способу передвижения. Овцы бежали следом, склонив головы, чтобы не смотреть по сторонам. Куда поведут, туда, значит, и надо идти, только бы не глядеть по сторонам, ничего не видеть, а то увидишь и помрешь со страху.
Зенитки бушевали, «юнкерсы» бросались на мост и от злости никак не могли попасть в цель. По мосту цокали копытца. Чок-чок-чок... Вода в реке встала на дыбы и рассыпалась миллиардами брызг. Над рекой висела безобидная радуга.
— Заводи «примус»! — подбежал Хасан,— Поехал за пастушками. Садись, кто куда, поехал! Трогай.
Он подхватил меня одной рукой, подтащил к машине. Наш «примус» чихнул три раза и, как ни странно, завелся.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Мы ползли за овцами по мосту. Проскочить бы побыстрее...
Однажды я прыгнул с самой верхней площадки вышки. Пока летел до воды, сто раз успел раскаяться... И сейчас — левый берег казался невероятно далеким.
Наконец овцы скатились вниз, на заливной луг. Луг тянулся до самой Придачи. Овцы набросились на траву.
И вот уже впереди замаячила Придача.
При въезде в Придачу поперек дороги стояли противотанковые «ежи». Проезд был узенький. Нас остановили автоматчики. В новеньком обмундировании. Поскрипывали ремни. Блестели прикладами новенькие ППШ.
— Кто такие? Документы!
— С того света на побывку,— ответили из кузова. Подбежал бравый лейтенант. На нем не было фуражки. Он все время поправлял пышную шевелюру.
— Что за народный хор Пятницкого? — уставился он на балалайку Хасана.— С какой части драпаешь? Ну-ка, покажь документы, бандурист!
— Выздоравливающий! — сказал Хасан, доставая из кармана гимнастерки бумажку.
— Салам алейкум! — подошел к машине один из автоматчиков, видно земляк Хасана. Они заговорили на своем татарском языке о чем-то. Хасан крутил головой, не соглашался. Земляк уговаривал.
— Так, так...— заглянул в машину лейтенант и поправил чуб.— Ясно! С тобой вопрос особый. Присядь! Ложись! Встань! Бегом! Кру-гом! Сменить народный инструмент на обыкновенную винтовку. Будешь при мне,— приказал бравый лейтенант Хасану.
— У меня своя часть,— заартачился Хасан, не обращая внимания на жесты земляка.— Я пехота... Я пойду к своим.
— Поговори, поговори...— погрозил пальцем бравый лейтенант.— Кто там еще ползет? Стой! Василенко, Дадыбаев, за мной!
И он побежал наперерез трем красноармейцам, идущим к Придаче по лугу.
— Стой! Стрелять буду!
Те остановились. Автоматчики увели их куда-то.
— Что же мне с вами делать? — вернулся лейтенант.— Куда путь держите?
— Приказано разгрузить здесь,— ответил шофер,— Машину назад сгонять. Там еще остались люди. Госпиталь горит. Людей вытаскивают прямо на мостовую. Не задерживайте нас.
— Куда назад? — усмехнулся бравый лейтенант.— Оглянитесь. Назад машина не пройдет, разве только по воздуху.
От старого моста катилось облако пыли — это, обгоняя друг друга, мчались повозки, брички, телеги...
Танк бросили, паникеры! — вздохнул военврач.
— Где? — встрепенулся лейтенант.
— У моста...
— Ух!..— Лейтенант зло выругался.— Дадыбаев, гляди танкистов.— И по тому, как он произнес слово «танкистов», стало ясно, что у него были особые счеты с этим родом войск.— Задержать и ко мне лично. Не к майору, ко мне лично. Сами разберемся.