Ричард с размаху рубанул по манекену, целя ему в горло, и на этот, второй раз угодил более точно. Лопнули сочленения, и теперь в сторону отлетел уже шлем, крутясь и стуча по камням. Монарх посмотрел на груду привязанного к столбу мятого металла, и боевой дух оставил его: исчез враг, исчезла опасность. Перед ним был всего лишь старый доспех, а сам он устал, и ему было больно, так больно, что он готов был выть, покуда хватит дыхания. Отбросив меч в сторону, Ричард упал на колени, уставившись в пыль. Какое-то время он думал, что попросит Анну подарить ему нового ребенка, однако теперь наконец понял, что его жена не проживет достаточно долго для того, чтобы просто выносить дитя. Скоро он останется в одиночестве. Братья его ушли. Скоро не будет жены, как нет уже сыновей и дочерей. Рядом с ним не будет никого во все пустые предстоящие ему годы правления.
По прошествии какого-то времени на балконах замка начали появляться слуги, вопросительно поглядывавшие на застывшего на коленях в безмолвии короля, и Ричард пришел в себя. Он ощущал, что взгляды их прикасаются к буграм на его спине, и это вернуло его в чувство. Монарх встал, подобрал меч и обнаружил, что искрошил кромку настолько, что даже наилучший мастер уже не сможет заточить его. Мышцы короля застыли, пока он стоял на коленях; Ричард со стоном подобрал с земли рубаху, поддавшись более привычной боли.
Поднявшись, он посмотрел на открытые окна тех покоев, в которых испустил дух и окаменел его сын. Пожалуй, не стоит еще раз подниматься к мальчику, подумал он, так и не найдя в себе сил на это. А потом глубоко вдохнул весенний воздух и обратился мыслями к Лондону и к тем законам, которые он проведет в этом году. Подумал Ричард и об Элизабет Вудвилл, так и засевшей в Убежище, уже оскорбляя его своим поведением. Но что предложить ей… чем выманить ее из этого сырого уголка?
Обращение к статутам и законам несколько помогло королю. Он понимал, что людей освободить нельзя. Их следовало удерживать в сотканных из тонких нитей сетях. Однако все эти дела были ничтожны рядом с его утратами. Он желал одного: чтобы брат Эдуард оказался с ним рядом. Эдуард понял бы его.
Ричарду еще не приходилось бывать в Убежище. Архиепископ Буршье целый час читал ему лекцию о правилах посещения этого места и даровал церковное благословение только после того, как монарх позволил одному из людей архиепископа обыскать его на предмет спрятанного оружия. Начиналась игра, танец, и он приступал к этому занятию с более легкой душой, чем к последним своим делам.
Войдя, Ричард узнал монаха, находившегося при дверях. Тот не стал называть свое имя и вообще не произнес ни единого слова, а только молча поклонился. Королю показалось, что он заметил во взгляде этого человека смешанное с насмешкой презрение, отчего Ричарду захотелось как следует пнуть его, отправив монашка в полет по коридору. Он помнил, что брат его Эдуард, явившись сюда за женой, благословил привратника собственным королевским кулаком, и надеялся, что имеет дело с тем же самым типом.
Он последовал за привратником, однако шел слишком широким шагом, так что монаху приходилось рысить трусцой, чтобы успеть оповестить бывшую королеву о его приходе. Жест мелочный, однако Ричард любил дразнить тех, кто полагал себя вправе иметь непочтительное мнение о нем.
Его пригласили, и король вошел внутрь комнаты, обитой великолепными панелями и обставленной много лучше, чем он мог бы предположить. Ричард ожидал увидеть здесь простую монашескую келью с грубыми каменными стенами, а не теплый кабинет со светильниками, коврами и мягкими подушками на креслах.
Элизабет Вудвилл поднялась ему навстречу и присела в глубоком поклоне. Ричард поклонился в ответ и взял ее за руку. Он приказал казнить ее брата, лорда Риверса, и память об этом до сих пор жила в глазах бывшей королевы – так, во всяком случае, он сказал себе. Однако Ричард пришел к ней за тем, чтобы оставить прошлое в прошлом, чтобы предложить попытку примирения. Впрочем, она позволила ему войти.
– Миледи, я пришел к вам, потому что вашим дочерям становится тесно в этом доме, – заговорил правитель.
– Им здесь достаточно уютно, – настороженно ответила Элизабет. – Хотя они никому не причинили вреда и заслуживают права жить в собственных владениях. В конце концов, отец их был королем.
– Конечно, – согласился Ричард. – И если вы позволите, я намереваюсь снова вывести их в город. Я приказал, чтобы на вас записали отличное поместье для проживания на покое и пенсию в семь сотен фунтов в год. Я принес с собой подготовленный документ, который скопируют и обнародуют, а если захотите, повесят на каждом углу. В нем я обещаю устроить хорошие браки для всех ваших дочерей, ради их собственного счастья и блага всей Англии. Я хочу положить конец всякой вражде между нами, миледи. И то, что вы с дочерьми обретаетесь в столь неудобном и холодном доме, служит для меня источником стыда.