Воронка бесконечности

…Август в том году выдался теплый, даже жаркий. Но где же тот августовский звездопад… та августовская антрацитовая ночь испепеляющей страсти, которая вместе с нами заходилась в пароксизме восторга и наслаждения, захлебывалась, умирала от счастья и рождалась вновь? Августовская ночь любви, когда наши души, сливаясь в одну, звенели, как две хрустальные рюмочки, и падали в бездонную Воронку бесконечности… Этого больше не повторилось. Больше никогда. Ни разу. Может быть, наша Воронка измельчала? Может быть, только в юности страсть бывает такой жарко полыхающей, такой неистовой, по-детски искренней, такой отчаянной и до самозабвения всепоглощающей – такой бездонной?

Увы! Мы прочитали наш роман о зачарованной Воронке бесконечности, весь, до конца, до самой последней строчки, потом с нетерпением перевернули последнюю страницу, закрыли книгу – и поскорее отложили ее в сторону. Ну, кто же знал, что конец окажется таким тривиальным? Наверное, это правда, что в одну и ту же воду невозможно войти дважды.

Прошло всего несколько месяцев, и, по крайней мере, для меня, наши отношения потускнели, завяли, стали незаметно превращаться в бесцветную банальную связь. Мне стало скучно… Мы встречались все реже, реже, а во время встреч подолгу молчали: тем для разговоров становилось меньше, меньше.

Подхваченные промозглым осенним ветром, медленно закружили листья, и был это осенний листопад страсти, и падали листья на замерзавшую землю. Еще накрапывал противный осенний дождь, а может быть, уже летали первые зимние мушки. Потом замерли, унеслись по ту сторону бытия, последние печальные аккорды Вальпургиевой ночи, а может, быть, Зимы Вивальди, и наша Воронка ослепла, оглохла, впала в кому – и тихо растаяла, уплыла в бесконечность. Одна. Без нас.

* * *

– Господи… зачем?! – так и подпрыгнул на стуле сидевший за письменным столом отец, когда я однажды пришла к нему домой, села напротив него в глубокое кресло и пересказала последнюю серию своего романа.

– Отец, ну, да, в общем-то, знаешь, все у нас теперь кончено… совсем, ушло, перегорело, наконец…

– Правда?.. Слушай, но ты только уж, пожалуйста, не начинай все снова, – с видимым облегчением выдохнул отец. – Знаешь, я тебе честно признаюсь: в те годы твоего умопомрачения я только на то и надеялся, что у тебя рано или поздно все-таки включится разум и ты поймешь, наконец, что он собой представляет. И как-то все перегорит, пройдет это наваждение… В общем, я очень на это рассчитывал. Ты же так сильно была поглощена этой своей историей – ни о чем другом ни говорить, ни думать не могла! Ты все забросила, ничем не интересовалась, ничего не писала и даже, по-моему, не читала ничего нового – ну, просто сущее наказание! Тебя не интересовало ничто на свете – общаться с тобой было совершенно невозможно.

И добавил, помолчав:

– Впрочем, вероятно, так и бывает, когда возникает сильное чувство…

– Да, вероятно… Но я только много лет спустя поняла, сколько нервов и терпения это стоило тебе… И знаешь… Да нет, наверное, теперь уже все прошло, наконец. А потом, пить-то ведь он так и не бросил, даже, может, в чем-то хуже стало… Это невыносимо…

– И не бросит, никогда, – перебил меня отец. – Даже не надейся. Такого в жизни не бывает, за редчайшими исключениями. Видишь ли, мне не хочется быть категоричным, но если уж человек пристрастился к спиртному… Я, по крайней мере, не верю в такие перерождения.

– Я понимаю… Да я на это и не рассчитывала, в общем-то. Наверное, такое бывает только в кино или, вот, может быть, в плохих романах, а в реальной жизни – нет. Никогда. Ладно, все, отец! Я это как-нибудь переживу. Ты даже не думай об этом! Все, давай уже сменим пластинку, надоело! Ведь я, знаешь, зачем к тебе пришла, на самом деле?

Отец насторожился:

– Что-то еще случилось?

– Да нет же, нет! Не беспокойся ты так! Нет, ничего не случилось. Говорю сразу: я не заболела и ни в кого не влюбилась, и с Лешкой разводиться тоже пока что не собираюсь. Я, знаешь ли, посоветоваться пришла. Вот я тут задумала написать книгу… о крупнейших политиках начала XX столетия, но только вот…

Отец посмотрел на меня с удивлением:

– Как? Сразу о нескольких, не об одном?.. Слушай-ка, но ведь это же неподъемный труд, да и невозможно это! Что же это у тебя такое будет – исторические портреты в сравнении?

– Подожди! Ты же меня перебил, и я еще не договорила! Нет, не так, хотя и галерея портретов – это тоже неплохо. Но такое уже писали. Нет, это скорее портрет времени глазами великих. Да и потом, сочинение это, строго говоря, не совсем историческое будет. Это, скорее, литературное произведение – ну, два-три великих героя, которые изменили мир, а затем… затем, традиции, маски, люди, их поведение, танцы, музыка – в общем, все, чем жили люди и чем себя окружали, и…

Отец задумался, потом медленно, вдумчиво произнес:

– М-да. Насколько я понимаю, ты хочешь написать книгу о живой истории, так?

Я кивнула.