Воронка бесконечности

– По-моему, это безнадежное a priori предприятие, – отец покачал головой, тяжело вздохнул. – Дело, конечно, твое, но, мне представляется, ты только зря потратишь время.

– Но почему, отец? Я уж и материал начала собирать, а кое-какие куски уже и написала.

– Ну, что ж, тогда дерзай. Хотя все-таки задача, на мой взгляд, нереальная. Ну, для начала, у нас ее написать почти невозможно: ведь это надо регулярно ездить, ну, хоть в те же европейские страны. А у вас в институте – будут тебя посылать? Ты пока еще молодой специалист, только защитилась – да еще и не член партии. Вот у нас на кафедре кое-кто ездит регулярно. Что я буду их тебе перечислять – ты всех сама знаешь. Но это уже маститые ученые с именем. А иначе как ты источниками обеспечишь свое исследование – причем очень разными видами источников, в том числе, по устной истории? Тогда уж надо ездить, работать в архивах, с разными людьми там беседовать. Это ты можешь, у нас в стране? Нет, не можешь. Это, во-первых.

Я молча слушала, не перебивала его.

– Ну, а во-вторых, опубликовать такую книгу, даже если бы тебе удалось ее написать… – Отец покачал головой. – Нет! Головой стену не пробьешь! У нас ученые привыкли к чему-то более традиционному, и работают они над более традиционными темами. А ты что предлагаешь? Вот в Европе, вообще на Западе живой историей занимаются много и уже относительно давно. Нет! И, наконец, если это литературное или публицистическое сочинение, скажи: а силенок у тебя хватит? А таланта?

Я ушла от отца расстроенная, в подавленном настроении. Ну, откуда у него такое неверие в меня, в мои способности?

И все-таки я сделаю это. Я обязательно напишу такую книгу. Пусть не сегодня, не теперь – но напишу, черт возьми!

Наша или, лучше, моя Воронка… непроявленная реальность. Подобно тому, как она была моим двойником, моей вечной тенью, моя Воронка бесконечности стала маленьким двойником большой государственной воронки. Хамелеоном, иллюзией, бегством из одной иллюзорной реальности в другую, находившуюся по ту сторону времени и пространства. Гибельной темно-серой тошнотворной советской воронке я неосознанно противопоставила гибельную горько-сладкую, смертельно больную Воронку бесконечности.

А она привела в тупик. В жизнь, вывернутую наизнанку, как старый свалявшийся свитер, битком набитый иллюзиями, как старыми выцветшими футболками.

Я взяла в руки рукопись своей незаконченной книги, открыла последние главы о советской действительности, воплощенной в песенной классике и лозунгах. Что я написала два дня назад по этому поводу?

«Глава 15. Черные силы нас злобно гнетут[48].

…А черные силы снова рыли миру могилы. Недружелюбные голоса мировой закулисы с большим трудом прорывались в советский эфир из-за железного занавеса, вещали хрипло и прерывисто, вкрадчиво, злобно и с придыханием, и распространяли панические слухи, и люди слушали, и от этих клеветнических измышлений людей начинали угнетать злобные силы, а в отдельно взятых частях широкой страны нашей родной уже реяли вихри враждебные. Чтобы не возникало сомнений в уме, чести и совести нашей эпохи, великие лидеры первого в мире государства рабочих и крестьян повелевали забивать частотными генераторами голоса из-за бугра, обрекая себя на бой роковой с врагами, супостатами, паразитами и наймитами. Верша правое дело, наши рулевые глушили изобретательные народные мозги и природную любознательность народа дешевой водкой и еще более дешевым популярным портвешком «Солнцедар», загоняли его в царство тьмы, чтобы он, одержимый холопским недугом, навеки духовно почил. Этот сизифов труд требовал от руководящей и направляющей силы мощи Атлантов и энергии Геракла, а результаты этого титанического труда постоянно преподносили им неприятные сюрпризы и судьбы безвестные.

Советский народ рукоплескал лозунгам и призывам партии и правительства, следовал ленинским курсом до конечной остановки, единодушно одобрял политику советского государства и всем сердцем поддерживал ее – каждый, кто честен, вставал с ними вместе не против, конечно, а «за». Творя созидательные свершения, послушный им народ страны Советов воочию наблюдал, как сквозь грозы сияло солнце свободы, мирно пасся на просторах огромной страны, позволял себя стричь – спасибо, что не резать – и терпел, и это было безмерное, бездонное терпение, потому что послушный им народ влачился в нищете и соглашался, как то и предрекали великие русские поэты, на ярмо с гремушками да бич.

Бурные, продолжительные аплодисменты, переходящие в овации. Снова и снова. Все встают.

Цирковое представление? Театр абсурда? Браво! Браво! На бис!

А спектакль-то все продолжается. Он идет без антракта, днем и ночью, зимою и летом, без начала и без конца, и смотреть его можно всегда – занавес в этом театре абсурда не опускается даже после долгих и продолжительных аплодисментов.