Читаем Ворота Расёмон полностью

Он из последних сил пытался написать автобиографию. Задача оказалась неожиданно сложной: всё оттого, что в нём по-прежнему было достаточно и гордыни, и скептицизма, и эгоистичной расчётливости. Он не мог не презирать себя – и одновременно не мог не думать: «Загляни в душу любому – и найдёшь то же самое». Слова «Поэзия и правда», как у Гёте, показались ему подходящим названием для любой автобиографии. Впрочем, он прекрасно знал: искусство трогает далеко не всех. Его работа будет интересна лишь тем, кто живёт похожей жизнью. С этими мыслями он решил написать свою собственную короткую «Поэзию и правду».

Когда «Жизнь дурака» была закончена, в лавке старьёвщика ему попалось чучело лебедя. Птица стояла, гордо вытянув шею, но крылья, пожелтевшие от времени, были изъедены молью. На глаза навернулись слёзы. Он усмехнулся: «Так и моя жизнь». Перед ним было два пути: либо безумие, либо самоубийство. Шагая в одиночестве по вечерней улице, он решил дождаться, когда судьба наконец с ним расправится.

50. Пленник

Один из его друзей сошёл с ума[161]. Он всегда чувствовал какую-то особую близость с этим другом – всё потому, что лучше прочих видел его одиночество, одиночество под маской беззаботности. Он два-три раза бывал у друга, когда тот уже заболел.

– И ты, и я одержимы демоном. Демоном fin de siècle, – понизив голос, говорил ему друг. Рассказывали, что через пару дней после той встречи друг, направлявшийся на горячие источники, принялся жевать соцветия роз. Потом, когда друг уже лежал в больнице, он вспомнил, как подарил ему терракотовую скульптуру – бюст автора «Ревизора», которого друг очень любил. Гоголь тоже умер, сойдя с ума; казалось, все они находились во власти одной и той же силы.

Измученный, он случайно прочитал предсмертные слова Радиге: «За мной идут солдаты Господни». Ему показалось, будто он вновь слышит смех богов. Он пытался бороться со своими суевериями и сентиментальностью, но в конце концов это стало физически невозможно. Должно быть, его и правда мучил демон fin de siècle. Он завидовал тем, кто жил в Средневековье: их поддерживала вера в Бога. Сам он так и не смог уверовать – ни в Бога, ни в его любовь. А ведь даже Кокто верил!

51. Поражение

Рука, державшая перо, дрожала. Текла слюна. В голове прояснялось только после дозы веронала, но и её хватало лишь на полчаса, максимум на час. День за днём он жил будто в сумерках. Как затупившийся меч, который используют вместо трости.

Июнь 1927 года, посмертная рукопись

Перейти на страницу:

Похожие книги

Самозванец
Самозванец

В ранней юности Иосиф II был «самым невежливым, невоспитанным и необразованным принцем во всем цивилизованном мире». Сын набожной и доброй по натуре Марии-Терезии рос мальчиком болезненным, хмурым и раздражительным. И хотя мать и сын горячо любили друг друга, их разделяли частые ссоры и совершенно разные взгляды на жизнь.Первое, что сделал Иосиф после смерти Марии-Терезии, – отказался признать давние конституционные гарантии Венгрии. Он даже не стал короноваться в качестве венгерского короля, а попросту отобрал у мадьяр их реликвию – корону святого Стефана. А ведь Иосиф понимал, что он очень многим обязан венграм, которые защитили его мать от преследований со стороны Пруссии.Немецкий писатель Теодор Мундт попытался показать истинное лицо прусского императора, которому льстивые историки приписывали слишком много того, что просвещенному реформатору Иосифу II отнюдь не было свойственно.

Теодор Мундт

Зарубежная классическая проза
Этика
Этика

Бенедикт Спиноза – основополагающая, веховая фигура в истории мировой философии. Учение Спинозы продолжает начатые Декартом революционные движения мысли в европейской философии, отрицая ценности былых веков, средневековую религиозную догматику и непререкаемость авторитетов.Спиноза был философским бунтарем своего времени; за вольнодумие и свободомыслие от него отвернулась его же община. Спиноза стал изгоем, преследуемым церковью, что, однако, никак не поколебало ни его взглядов, ни составляющих его учения.В мировой философии были мыслители, которых отличал поэтический слог; были те, кого отличал возвышенный пафос; были те, кого отличала простота изложения материала или, напротив, сложность. Однако не было в истории философии столь аргументированного, «математического» философа.«Этика» Спинозы будто бы и не книга, а набор бесконечно строгих уравнений, формул, причин и следствий. Философия для Спинозы – нечто большее, чем человек, его мысли и чувства, и потому в философии нет места человеческому. Спиноза намеренно игнорирует всякую человечность в своих работах, оставляя лишь голые, геометрически выверенные, отточенные доказательства, схолии и королларии, из которых складывается одна из самых удивительных философских систем в истории.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Бенедикт Барух Спиноза

Зарубежная классическая проза