Ворота Расёмон

– Потому, что вижу зло, порождённое капитализмом.

– Зло? Мне казалось, ты считаешь, будто мир не делится на чёрное и белое. А как насчёт твоей собственной жизни?

Так он беседовал с ангелом. С ангелом в безупречном шёлковом цилиндре.

41. Болезнь

На него напала бессонница. Хуже того, он чувствовал, как слабеет физически. Несколько врачей поставили ему разные диагнозы: повышенная кислотность, атония желудка, сухой плеврит, неврастения, хронический конъюнктивит, нервное перенапряжение…

Но он и сам знал источник своих болезней: он одновременно стыдился себя и боялся их. Их – то есть общество, которое презирал!

В один из снежных дней, после полудня, он сидел в углу кафе, куря сигару и слушая музыку, которая доносилась из граммофона в другом конце зала. Странным образом она проникала в его сердце. Дождавшись, когда мелодия закончится, он решил подойти к граммофону и прочитать, что написано на пластинке.

Моцарт, «Волшебная флейта».

Он мгновенно всё понял. Моцарт, нарушавший все десять заповедей, конечно же, страдал. Но всё-таки не так, как он сам… Опустив голову, он тихонько вернулся за свой столик.

42. Смех богов

Тридцатипятилетний, он шагал по сосновому лесу в лучах весеннего солнца. Ему вспомнились слова, которые он сам написал пару лет назад: «Боги, к несчастью для них, не могут покончить жизнь самоубийством, как мы».

43. Ночь

Снова опускалась ночь. В сгущающихся сумерках на море то и дело вздымались белые барашки. Здесь, под этим небом, он второй раз женился на своей жене. Это было радостью для них – но в то же время он чувствовал боль. Трое детей вместе с ними наблюдали с берега за молниями над морем. Жена держала одного из детей на руках и, похоже, едва сдерживала слёзы.

– Видишь вон там судёнышко?

– Да.

– У него мачта сломана.

44. Смерть

По счастью, спал он один. Он решил повеситься, пропустив пояс сквозь оконную решётку. Но стоило сунуть голову в петлю, как вдруг пришёл страх смерти, – причём страшила отнюдь не мучительная агония. В следующий раз он решил засечь время с карманными часами в руках. Боль длилась недолго – потом он начал терять сознание. Значит, стоит один раз пройти через это – и можно умереть. Он посмотрел на стрелки часов: мучения длились минуту и двадцать с лишним секунд. За окном была кромешная тьма. Но где-то во мраке громко закричал петух.

45. «Диван»

«Диван» должен был дать новый толчок его разуму. Это был «восточный» Гёте, которого он раньше не знал. Он видел Гёте спокойно стоящим на другом берегу, по ту сторону добра и зла, и смотрел на него с завистью, которая мешалась с отчаянием. Как поэт Гёте в его глазах стоял выше Христа. И в сердце этого поэта, помимо Акрополя и Голгофы, нашлось место и цветущим розам Аравии. Если бы у него хватило сил пойти по стопам Поэта… Он дочитал «Диван» и, после того как улеглось лихорадочное волнение, преисполнился презрения к самому себе: в этой жизни он родился безнадёжным евнухом.

46. Ложь

Самоубийство мужа сестры стало внезапным потрясением. Теперь ему нужно было заботиться о сестре и её семье. Будущее – по крайней мере, для него самого, – казалось, тонуло во тьме, будто спускались закатные сумерки. Он наблюдал за собственным душевным банкротством с отстранённой усмешкой (все его собственные пороки и слабости были ему давно известны) – и продолжал запоем читать. Но даже «Исповедь» Руссо, казалось, была полна высокопарного лицемерия. А уж что касается «Новой жизни» Симадзаки Тосона – он в жизни не встречал такого изощрённого притворщика, как её главный герой. Только Франсуа Вийон трогал его душу: в его стихах порой проглядывал образец «прекрасной мужественности».

Во сне ему явился Вийон, ожидающий повешения. Как и французский поэт, он не раз в своей жизни был близок к тому, чтобы оказаться на дне. Но что-то мешало: не позволяли обстоятельства, не хватало энергии. Он постепенно терял силы. Будто дерево, засыхающее от вершины к корням, которое попалось на глаза Свифту[159].

47. Игра с огнём

Её лицо сияло[160] – будто сквозь тонкий лёд пробивались лучи утреннего солнца. Она ему нравилась – но он её не любил. И ни разу даже пальцем не прикоснулся к её телу.

– Значит, вы хотите умереть.

– Да. …То есть не то чтобы хочу умереть – я просто устал жить.

Поговорив таким образом, они условились умереть вместе.

– Это будет платоническое самоубийство.

– Двойное платоническое самоубийство.

Он не мог не удивляться собственному самообладанию.

48. Смерть

Он не умер вместе с ней. Но ему нравилось думать, что он ни разу не коснулся её тела. Время от времени она заговаривала с ним, как ни в чём не бывало. А ещё – передала ему свой пузырёк с цианистым калием, сказав: «Это даст нам обоим силы».

И действительно, он чувствовал, что сердце его укрепилось. Сидя в одиночестве в плетёном кресле и глядя на молодые листья каштана, он часто думал об умиротворении, которое подарит ему смерть.

49. Чучело лебедя