Воровка

– Я захвачу, – первым сообразил Велих, красноречиво переглянувшись с отцом. – Сколько надо?

– Сколько не жалко, – отозвалась я и осторожно потрогала ближайшую ранку. Ширра чуть вздрогнул и, рыкнув, молниеносно подтянул лапу под живот. – Что, не нравится?

Он недовольно фыркнул.

– А придется потерпеть, потому что она меня совсем не радует. Обычно на тебе быстро заживает: полдня, день… а эта выглядит так, будто ей всего полчаса. И края вздулись… Яжек, ты где пропал?

– Держи! – Остановившись поодаль, парень ловко кинул мешок. Я подхватила, развязала тесемки и, порывшись внутри, достала почти пустую баночку.

Учуяв запах, оборотень недовольно засопел и отодвинулся.

– Ну что опять? – нахмурилась я, отвинчивая крышку. – Гордость не позволяет? Думаешь, последнее жертвую? Можешь не переживать – я ее специально для тебя покупала, да только ты, если помнишь, не дождался. Ушел. А мазь – вот она, осталась как миленькая. Может, хоть сейчас пригодится, если, конечно, ты никуда не удерешь.

Ширра нахмурился и неуверенно рыкнул, будто переспрашивая.

– Для тебя, для тебя, – хмыкнула я. – Так что лежи и не дергайся – если у этой змеюки зубы ядовитые, эликсир поможет. Уже завтра будешь зайчиком скакать, словно ничего и не было. А если яда нет, все равно лучше намазать – быстрее заживет.

Закончив поучительную речь, я щедро размазала бесцветную субстанцию по раненой лапе, про себя удивляясь собственной наглости и тому, что какой-то дурень некогда дал ей неправильное название.

Мастер Ларэ всю жизнь пытался доказать покупателям, что под эликсиром следует понимать жидкость, предназначенную исключительно для приема внутрь, тогда как эльфийское чудо следовало использовать только наружно. Следовательно, и называть его следовало иначе – волшебная мазь, целительная кашка, прозрачный дар богов, например… а поди же ты! Эльфийское слово aeliexa, означающее в переводе что-то вроде «дарящий облегчение», прижилось среди людей настолько, что теперь это снадобье по-другому не звали.

Ширра покорно вытерпел мое над ним издевательство, ничем не показав, насколько сильно щиплет проклятая «мазилка». Даже бровью не шелохнул и не пошипел для приличия, а лежал все с тем же непередаваемым величием, будто происходящее ни капельки его не касалось. Честное слово, я даже позавидовала такой выдержке. Правда, недолго и не очень сильно. А потом отерла руки и поднялась, одновременно выискивая глазами Велиха с обещанной олениной.

– Значит, так, – на мгновение задумалась я, подтягивая к оборотню упитанную, уже освежеванную и весьма тяжелую полутушу. – Не знаю, как у вас там принято и как тебя мама учила, но у нас… я имею в виду нормальных людей, конечно… если тебе предлагают что-то от души, то имеет смысл вежливо поблагодарить. Это раз. Второе: если ты не голоден, то имеешь право так же вежливо отказаться, сказав спасибо хозяйке за ее доброту. Третье: если есть хочется, то бери и не думай, что тебе отдают последнее, – раз предлагают, значит, считают, что ты достоин даже последней краюхи хлеба. И в таком случае отказаться – означает смертельно обидеть хорошего человека. Если же еды в доме в достатке, то ее тем более следует принять, тем самым показывая, что не затаил недобрых помыслов. Наконец, четвертое: даже если тебе наплевать, заботится кто-то о твоем благополучии или нет, все равно имеет смысл проявить толику уважения к чужому труду и к тому, что тебя, негодяя бесчувственного, все еще хотят видеть рядом. Я понятно излагаю?

Ширра не пошевелился.

Тогда я взяла мясо в руку и, протянув вперед, красноречиво добавила:

– Короче, я просто хотела узнать: будешь ты есть, как нормальный человек, или мне придется предварительно стукнуть тебя по голове, чтобы ты, наконец, оценил мое хорошее отношение?

И вот тогда его проняло: черные глаза округлились, широкая пасть приоткрылась, издав то ли смешок, то ли возмущенное урчание. Аккуратные уши дрогнули и прижались к голове. После чего Ширра степенно встал и выразительно глянул на мое серьезное лицо, словно пытаясь понять, где именно я пошутила.

Но мясо так и не тронул.

– Мое терпение на исходе, – на всякий случай предупредила я. – Олень, к твоему сведению, довольно тяжелый, и долго я его на весу не удержу. Поэтому имей в виду: как только устану, сразу шлепну этим шматом по твоей наглой усатой морде. И совесть меня после этого не замучает. Мне все равно, кто ты на самом деле – зверь или человек, но с этого момента наши отношения примут качественно иной характер. И какими они станут, зависит от тебя. В конце концов, будь проще, и люди к тебе потянутся. Ну? Ты выбрал?

Ширра на мгновение окаменел, изучая меня так, будто в первый раз увидел. Я тоже не двигалась, терпеливо дожидаясь его реакции. Воздух вокруг нас буквально зазвенел от скопившегося напряжения…