Воровка фруктов

«Каких только открытий не делает человек, промышляющий воровством фруктов!» – Что общего, скажите на милость, у воровства фруктов с открытиями? Разве крона деревьев – подходящее место для открытий? – Действительно: так сказать, больших открытий воровка фруктов благодаря своему промыслу не делала. Но то, что она видела, слышала, вдыхала, пробовала на вкус, переживала, причем всегда как бы между прочим, никогда не стало бы ее достоянием, если бы она не была воровкой фруктов со своей особой топографией перемещений и своим особым графиком, вот почему она воспринимала все это, определенно и ясно, яснее не бывает, как открытие. Для этого ей даже не нужно было забираться на самую верхушку дерева, это случалось исключительно редко. Свои открытия она делала скорее походя, и они никогда не касались «краденого», ее, так сказать, главной поживы, но затрагивали в большей степени сопутствующие явления. Когда она отправлялась к намеченному месту, к той единственной точке на карте, отклоняясь всякий раз в сторону и двигаясь окольными путями, – что составляло неотъемлемую часть ее экспедиций, – когда она протягивала руку за своим, да-да, лично ее фруктом или даже обе руки, когда она потом неспешно шла, опять же обходными путями, но уже другими, назад, да-да, к дому, ее глазам, походя, открывалось нечто, и уши, походя, улавливали нечто, и ветром, походя, ей приносило нечто, – особенно глубокой ночью, – что никогда не проявлялось таким неповторимым образом ни при каких прочих занятиях. Последующее обнюхивание украденного плода (всегда один, лишь виноград и орехи составляли исключение) было частью процесса открытия, делавшегося походя: никогда ни один купленный, найденный, подаренный фрукт не будет источать такого головокружительного аромата, аромата таинственности, как только что добытый во время проведенной воровской операции. А вкус? Об этом воровка фруктов почти ничего не рассказывала. Похоже, что она немало фруктов оставляла нетронутыми, так что в итоге они высыхали или сгнивали.

Воровство фруктов стало ее занятием: по-другому и быть не могло. И совершенно очевидно: это не означает, что посягательство на чужие, не принадлежащие тебе фрукты происходило под давлением; было болезнью, а тот, кто от нее страдал, был клептоманом. Просто по-другому и быть не могло, в том, что она делала, было что-то естественное, законное, что-то хорошее и прекрасное, что-то необходимое и отрадное, причем не только для нее. Но что же это получается, скажите на милость: неужели воровка фруктов считала себя носительницей своего рода особой миссии? Может быть, она мечтала или даже хотела, чтобы воровство фруктов включили в список олимпийских видов спорта? Идея не совсем бредовая, если посмотреть на все эти новые виды спорта, которыми пополнился олимпийский список.

Она действительно некоторое время, на пороге между детством и взрослой жизнью, верила в то, что у нее есть нечто вроде своей миссии, ее личной, но, конечно, не в роли воровки фруктов, а, как говорили когда-то, «в переносном смысле». Осознание собственной миссии проистекало, с одной стороны, от того, что она, вот только что еще включенная в круг своих сверстников, хотя она никогда не бывала в центре этого круга, вдруг оказалась вытесненной куда-то на периферию, почему – неизвестно, да ей и не хотелось знать почему. Те, в обществе которых она совсем недавно спокойно играла, теперь переставали с ней даже здороваться. Нежелание знать причину перемен было связано с тем, что она не хотела быть побочным персонажем. «Обочина – не мое место!» Теперь она чувствовала себя в центре. «Я вам еще покажу!»

С другой стороны, мысль о том, что у нее есть эта миссия, внушалась ей со стороны. Те, кто давал понять ей, что у нее имеется свое «задание», – и таких с каждым годом становилось все больше и больше, – были старше ее, намного старше. Все эти люди в возрасте, в том числе и те, которые видели ее только мельком, где-нибудь на улице, на ходу, не уставали говорить, что она «совершенно особенная», – «редкое явление», – «наконец-то хоть одна девушка не такая, как другие, которые так и липнут, только что ценников не хватает», – «ты прекрасна особой красотой!» – «вот человек, у которого есть свое предназначение!»

Из всех тех, кто считал, что у нее есть такое предназначение, особенно усердствовал в ее первые взрослые годы ее собственный отец. «У тебя есть жизненная задача, детка. Ты должна утвердить свое особое место в мире, отвоевав его у других, и у тебя кроме этого есть обязательство. Ты обязана обрести власть. Ты должна обнаружить ту силу, которую ты тайно носишь в себе, и открыто пользоваться ею. Ты явишь тем, кому это нужно, и такие есть, не сомневайся, свой свет и сожжешь этим светом их искусственные ресницы, ударишь им по ушам, так что задрожат сережки, долбанешь по кольцу в носу. Ты будешь олицетворять силу, совершенно другую. Ты будешь – ты будешь – ты будешь —»