Воровская яма

Она. А дикция? Вы же будете (смешно показывает пьяного человека) «сиськи – масиськи».

Он. Чуть-чуть… За знакомство!..

Она. Нет-нет, в другой раз.

Он. Когда?

Она. В другой раз, когда я буду свободна.

Он. У меня предложение, только прошу вас отнестись к нему серьезно.

Она. Слушаю?

Он. Сегодня вечером, как это ни странно, у меня день рождения.

Она. Очень неожиданно. И именно вечером?

Он. Я понимаю – вы не верите, но это правда. Просто я не хотел отмечать. И потом… Дело в том, что у меня… Дело в том, что совсем недавно я похоронил в Санкт-Петербурге близкого человека… Трагическая случайность, балерину уговорили танцевать на телевидении… А она незадолго до того переболела гриппом, получила осложнение на сердце. Вот оно и не выдержало. Честно признаться, мне тяжело с тех пор.

Она. Вы любили ее?

Он. Очень. Я даже хотел переехать к ней… в Санкт-Петербург. Намечалась работа на телевидении… А теперь… Теперь – всё. В одиннадцать я хотел позвонить другу, так, не по делам, просто куда-нибудь деться. Вчера купил… (Показывает спиртное.) А один не могу. Пока не могу. Каких-то таблеток на ночь наглотался. Кое-как заснул. А утром ваш звонок: вы, Аня, говорите удивительно знакомым языком. Мне даже кажется, простите, вы чем-то похожи на нее. Нет, не лицом, а тоном, речью…

Она. Вам просто показалось, Игорь.

Он. Нет-нет, вот тогда про крота… Это тоже ее сравнение. Я еще смеялся – придумала такое… (Берет ее за руку.) Откуда вы, Аня?

Она. Из ЖКХ.

Он. Нет, вы не из ЖКХ… Вы – Провидение. Самое интересное, что ее тоже так звали – Аня. Вот и не поверь тут во всех святых. Вы добрая? Под каким знаком вы родились?

Она. Я – Дева. Родилась в сентябре.

Он. А я – Стрелец. Утверждают, что знак везучий, но я не уверен.

Она. Говорят, любвеобильный… Вы верите во все эти знаки, числа?

Он. И да, и нет. Словом, когда гром ударит. Странно, но мне даже кажется, что я ваше лицо раньше видел.

Она. И я.

Он. Вот видите! Я уверен, что мы с вами где-то встречались… Несколько лет назад… Правда? Где?

Она. Я точно знаю где – по телевизору. Мне очень нравится, как вы там… работаете.

Он. Больше двадцати лет уже работаю. Вначале был учителем, выступал на телевидении с ребятами на школьных викторинах. Когда заметили, предложили учиться на диктора, потом стал комментатором, а сейчас дожил и до собственной передачи.

Она. Интересная у вас жизнь. Людей меняете, как перчатки. (Освобождает руку.)

Он. Это только со стороны так кажется… Сейчас работать трудно, это не советское телевидение.

Она. Есть разница?

Он. Там не было конкуренции, альтернативные точки зрения были запрещены… Была пропаганда коммунистических идей и политики партии. Была цензура…

Она. Ой-ой-ой! А сейчас ее как будто нет?

Он. Есть, но современная цензура устроена хитрее. Пропаганда ведется под видом объективного информирования, за счет подбора ангажированных журналистов или спускания «темников» из администрации. Сейчас человек на телевидении не опекаемый, как раньше, а потребитель, которого обложили памперсами, шоу-бизнесом и закормили дискуссиями, в которых время ничего не показывает, кроме «пара».

Она. А можно альтернативную точку зрения?

Он. Пожалуйста, сколько хотите.

Она. В советском телевидении все было – «в закрома Родины», а в российском – в швейцарский банк.

Он. Ох, какая вы! Срезала на повал. У меня, Анечка, в швейцарском банке денег нет. А вот идей и тем хоть отбавляй. Но такого банка у нас нет. Иногда хочется, чтобы тебя, как копилку разбили и рассыпали, чтобы заново жить и думать. Мало смелых людей. А один в поле не воин. Так, может быть, мы все-таки выпьем?

Она. Нет, не сейчас. И потом, с утра пьют аристократы или…

Он. Понял. А когда?

Она. В другой раз. Во время ремонта.

Он. У меня идея.

Она. Интересно?

Он. Давайте сходим в кино. В нашем кинотеатре показывают один из моих любимых фильмов «Борсалино». Жан-Поль Бельмондо играет. Вы когда заканчиваете работу?

Она. В пять.

Он. Прекрасно. Фильм, по-моему, начинается в семнадцать тридцать.

Я уточню. Идет?

Она. Старый…

Он. Кто старый? Я или фильм?

Она. Вы еще ничего, а фильм древний. Впрочем… (Решительно.) Хорошо. Я подойду к кассам в семнадцать двадцать. В крайнем случае – в половине. А ремонт мы начнем со следующего месяца. Видимо, в конце… Я хочу поставить на ваш ремонт лучшую бригаду: ребята на подбор… Ну, вот и все. Пора.

Он. Как так «все»? Вы уходите?

Она. Да, пока все. А вечером Жан-Поль Бельмондо.

Он. В семнадцать двадцать?

Она. Возможно, в семнадцать тридцать.

Он. У касс?

Она. У касс.

Он. Я вас узнаю?

Она. Нет, я буду в противогазе. До свидания.

Он. Вас проводить?

Она. Не надо. Я дорогу знаю. До встречи.

Проходят в коридор. Через минуту он возвращается.