Воровская зона

В пути машина снова сломалась, и они простояли в тайге еще почти час, пока бледневший и красневший шофер под сыпавшимися на него градом ругательствами чинил свой драндулет. Все время пути Ларс ощущал на себе чей-то пристальный взгляд, и когда наконец осмотрелся, то встретился глазами с тщедушным парнем лет двадцати шести. Он обратил внимание не на его жалкое телосложение, а на выразительное, буквально светившееся мыслью лицо. Во взгляде парня не было ни чинопочитания, с каким на него смотрели зеки, ни интереса, какой он вызывал у не знавших его конвоиров, ни даже страха, с каким взирали на него довольно многие. Это был скорее взгляд ученого, пытавшегося разгадать очередной феномен природы… Встретившись глазами с Ларсом, Очкарик, как кликали парня, не стушевался, не отвел глаз, а продолжал смотреть на него все с тем же вдохновением, с каким ученый смотрел бы на давно разыскиваемую им книгу. Улыбнувшись, Ларс подозвал к себе Очкарика, и сидевшие рядом с ним воры почтительно подвинулись, когда тот примостил свой тощий задик на скамейку рядом с Катковым.

— Судя по вашим взорам, — неожиданно на «вы» обратился к нему Катков, — я вызываю у вас неподдельный интерес…

— Да, конечно, — совершенно спокойно ответил тот. — Глядя на вас, я думал над великой иронией истории…

Катков покачал головой. Вряд ли кто-нибудь еще из присутствующих смог бы не только размышлять над «иронией истории», но и вообще так легко и непринужденно выговорить подобную фразу.

— И в чем же она, эта ирония, заключается? — уже заинтересованно спросил он.

— В том, — охотно заговорил Очкарик, — что в России всегда существовала огромная дистанция между сутью идеи и ее конечным результатом! Мы хотели построить самое свободное общество в мире, а выстроили концлагерь, мы собирались создать суперчеловека и превратили его в самое забитое существо на планете! И так во всем…

— Ну а какое все это имеет отношение ко мне? — усмехнулся Ларс. — Надеюсь, вина на этом лежит все-таки не на мне!

— Да нет, конечно! — сразу двумя руками взмахнул Очкарик. — Избави вас Господь! Я подумал только о том, что и в ГУЛАГе не могло быть иначе. Приближая к себе воров в законе, органы, которые почему-то принято называть компетентными, выковывали оружие, которое обратилось в конце концов против них самих!

— А, — покачал головой Кактов, — вот вы о чем…

Ему хорошо была известна легенда о том, как в свое время ОГПУ использовало, лагерных авторитетов в своих целях. Да, все правильно, чтобы управлять миллионами заключенных одних людей в зеленой форме не хватило бы просто физически. И в ход пошли воровские авторитеты, которым предоставлялись некоторые льготы в лагерях, которые они должны были отрабатывать, подавляя инакомыслящих и держа в ежовых рукавицах остальных зеков. Кончилась вся эта затея тем, что правившая через воров в законе зоной администрация в конце концов и сама попала в зависимость от них. И всего только одно произнесенное «смотрящим» лагеря слово могло поднять зону на бунт, спровоцировать голодовку или, наоборот, заставить выйти на работу и работать по-стахановски. В свое время Антиквар много рассказывал ему о тех веселых временах.

— Вполне возможно, — проговорил он, — что доля истины в этом есть, но всего-навсего доля! Не забывайте, что власти шли на подобные меры не из-за любви к лагерным авторитетам, которых, кстати, они потом же и принялись истреблять с той же исступленностью, с какой до того истребляли так называемых врагов народа! Если бы они даже и не хотели этого, другого выбора у них не оставалось! Кто, спрошу я вас, хозяин на зоне: вы, совершенно случайно на нее попавший, или человек, для которого она мать родная? Помните знаменитые татуировки «Не забуду мать родную»? — Очкарик кивнул. — Вам-то хорошо известно, что под этой самой матерью подразумевалась далеко не мать физическая, а мать именно духовная, какой для вора всегда была тюрьма…

— Что, и здесь есть духовное начало? — с некоторым недоумением посмотрел на Каткова Очкарик.

— А как же? — пожал плечами тот. — Что бы мы ни делали, в любом случае сначала всегда было слово! И воровская идея, как и любая другая, имеет право на жизнь! А если есть идея, то всегда найдутся и ее сторонники! И в нашем мире все как в жизни, всегда есть те, кто свято служит ей, и те, кто только прикрывается ею, как щитом… А если копать глубже, — вспомнил вдруг Катков беседы с Ли Фанем, знакомившим их с Санькой с основами даосской и чань-буддийской философии, — само понятие честность само по себе ничего не значит и обязано своим существованием только нечестности! Две стороны одной и той же медали, по сути дела, представляют собой одно и то же! Большинство живущих на земле людей не воруют не потому, что уж очень честны, а только из-за боязни быть пойманными и отправленными туда, куда нас везут сейчас! Мне подобная нравственность представляется весьма относительной…