Воровская зона

— В тысяча девятьсот пятьдесят третьем году, — с блестевшими от пламени костра глазами начал он, — во владимирскую тюрьму был доставлен в сопровождении двух полковников некто Василий Павлович Васильев, которого вышел встречать сам начальник тюрьмы. Бумаги, присланные с этим Васильевым, были более чем странные! Кроме имени, фамилии и отчества арестованного в них не было больше ни слова! Ни по какой статье, ни какой срок, ничего! А потом и вовсе начались чудеса. В одиночке, куда поместили этого таинственного узника, вдруг настелили деревянный пол, провели радио и даже поставили горшки с цветами. А когда этот Васильев заболевал, к нему ходил сам начальник медчасти… Длительные свидания тогда были запрещены, но к Васильеву то и дело приезжали женщины, неделями проживавшие у него в камере. Когда ему надоедали и женщины и камера, этот Васильев, опять же отдельно от всех, работал механиком…

Очкарик вдруг осекся на полуслове и, схватившись за живот, быстро пошел прочь, глазами выбирая место, где бы ему поудобнее пристроиться. И никто из зеков, знавших, что он так и не сумел привыкнуть в лагерной баланде и страдает внезапным расстройством живота, даже не улыбнулся. Хотя любой другой с подобным заболеванием был бы обречен на вечные издевательства. И только один из них громко крикнул ему вдогонку:

— Так кто же это был-то?

— Василий Сталин! — услышали зеки слабый голос Очкарика.

— Вот это да! — воскликнул интересовавшийся. — Вот это, я понимаю, поворот!

Но остальным было уже ни до Василия Сталина, ни до его крутых поворотов в судьбе. Поспела картошка, и измученные желанием выпить зеки принялись колдовать над спиртом. А когда спирт был разбавлен заботливо припасенной для этого водой и разлит, один из зеков, рослый парень лет двадцати восьми, оскалив свой хищно сверкнувший железом в свете костра рот, произнес тост:

— Чтобы всем нам сидеть так, как Василий Иосифович!

Тост был с удовольствием подхвачен. Поди плохо, с деревянным полом, цветами да еще бабами в придачу!

Тем временем Очкарик, продолжая держаться за живот, спешил к темневшим метрах в сорока от костра кустам, где он по нескольку раз в день совершал свои вынужденные посадки. Но сейчас присесть в облюбованном им месте оказалось сложновато, поскольку почти у самых кустов стояли какие-то люди. Присмотревшись, Очкарик разглядел колоритную фигуру самого Ларса и круто изменил маршрут. Здесь подобные выходки могли кончиться для него плачевно, и он поспешил на запасные позиции в таких же кустах, только еще метрах в двадцати от куривших и о чем-то вполголоса разговаривавших авторитетов. Выйдя на позицию, с которой его уже никто не смог бы заметить, он удобно уселся, достав на ходу газету. Неожиданно раздавший звук ломаемой под тяжестью веса ветки заставил его еще сильнее вжаться в землю и осторожно оглядеться. Не дай Бог авторитеты! То-то он будет хорош с голой задницей! Даже тут… Но, к его удивлению, это был не вор. К ужасу Очкарика, хорошо знакомый ему мужчина осторожно вошел в кусты и вытащил из-за пояса брюк пистолет с длинной трубкой на стволе. Очкарик, понимая, что одно неловкое движение — и этот Вильгельм Телль пристрелит заодно и его, совершенно ненужного ему свидетеля, сжался в комок и даже забыл, зачем он пришел сюда.

Тем временем человек медленно, словно в кино, поднял двумя руками пистолет и тщательно прицелился. Но в ту самую секунду, когда он был уже готов спустить курок, со стоявшего рядом с ним дерева, громко крича, слетела какая-то крупная птица. И человек, вздрогнув от неожиданности, непроизвольно выстрелил. Зло плюнув себе под ноги, он мгновенно спрятал пистолет и быстрым шагом удалился в сторону, совершенно противоположную той, в которую стрелял. Понимая, что сюда сейчас могут прибежать авторитеты, Очкарик, на ходу натягивая штаны, в ужасе кинулся прочь от этого страшного места…

Никто так ничего и не понял. Только что стоявший и шутивший Ларс вдруг схватился за голову и как подкошенный свалился на землю. По его рукам полилась кровь, на которой сразу же заплясали зловещими блесками отсветы костра. Уже догадывающийся в чем дело, стоявший в двух метрах от Каткова Грошев бросился к нему.

— Куда, Веня? — наклонившись к нему, в отчаянии воскликнул он. — Жив?

И к его великому облегчению, Ларс уже в следующее мгновение поднялся на колени и отнял испачканные кровью руки от лица.

— Что там? — взглянул он на Грошева.

Клоун удивленно и одновременно радостно присвистнул. Пуля, а в том, что это была пуля, он не сомневался, отбила Каткову правую мочку.

— Счастлив твой Бог, Веня! — доставая платок и протягивая его Ларсу, проговорил он. — Чуть левее и…