Воровская зона

Он недоговорил и только обреченно махнул рукой. Зажимая рану носовым платком, Ларс согласно кивнул. Действительно счастлив… Если бы он только знал, что отныне его Богом является самая обыкновенная ворона, каркнувшая во все свое воронье горло под руку несостоявшемуся киллеру. Да, впрочем, какая разница, какой Бог хранил его от смерти. Главное, что хранил! В «кресте» Ларс заявил, что напоролся на ветку, и обрабатывающий ему рану лепила, несмотря на ее явно огнестрельный характер, согласно кивнул головой. Ветка так ветка! Вам виднее! Но рану обработал прекрасно…

У Очкарика не верить в историю с веткой были куда более веские основания, и весь следующий день его одолевали сомнения: рассказать или не рассказывать понравившемуся ему авторитету о том, кто собирался отправить его к праотцам. Но так и не решился. Он уже начинал усваивать простую истину, еще более справедливую для «не столь отдаленных»: меньше слышать и ничего не видеть! И вмешиваться в игру, в которой принимали участие такие тяжелые фигуры, как сам Ларс, он побоялся…

Баронин сошел с электрички и уже по привычке осмотрелся. Хвостов не было, и он, не желая тащиться вдоль всей платформы, спрыгнул с нее на землю. Стоял прекрасный октябрьский день. Один из тех, что принято называть бабьим летом. Светило яркое, но уже холодное солнце, в голубом прозрачном небе не было ни облачка, и Баронин с удовольствием вдыхал в себя пахнувший родниковой водой свежий воздух. К даче он шел лесом, светиться ему было ни к чему.

Несмотря на некоторые «издержки производства», Баронин соскучился по Марине и особо виноватым себя не чувствовал.

На дачу он, конечно, не пошел и принялся прохаживаться по лесу, поглядывая на двухэтажный роскошный особняк, вокруг которого на ухоженных клумбах полыхали последние в этом году хризантемы. В дальнем углу участка серебрился на солнце обложенный голубым и белым кафелем десятиметровый бассейн, рядом с которым раскинулся теннисный корт, и налетавший время от времени легкий ветерок сухо шуршал неубранной разноцветной листвой.

Марина показалась минут через двадцать с могучим псом, один только вид которого наводил на самые грустные мысли. И называлось это чудо фила бразилейра. Порода еще редкая для России. И очень дорогая. Среди бойцовых и сторожевых собак она занимала особое место. Фила бразилейру разводили и тренировали не только для защиты хозяина и определенной территории, но и для охоты на… ягуаров. Так что об истинной силе и свирепости этих современных баскервилльских чудовищ можно было только догадываться. Но Баронина, когда он видел женщин с бультерьерами, мастифами, стаффордами и пит-булями волновала отнюдь не мощь и сила этих прирожденных бойцов, а то, что они, предназначенные рвать все живое на куски, находились в слабых женских руках. Ведь все эти так легко выходившие из-под контроля були и питы нередко не слушались даже мужчин и представляли страшную опасность для окружающих. В нормальных странах содержание бойцовой собаки приравнивалось к обладанию оружия, и на право иметь таких собак требовалось специальное разрешение. Глядя на здоровенного пса, способного загрызть быка, Баронин невольно поморщился, представив себе, что может натворить эта псина. Не давая Марине со своим чудовищем выйти за ограду, он негромко, дабы не волновать и без того насторожившуюся собаку, окликнул:

— Марина!

Марина остановилась как вкопанная и посмотрела на приближавшегося к изгороди Баронина с изумлением, к которому непонятно почему примешивался и испуг. Бразилейра слегка опустил свою тяжелую голову и, угрожающе глядя на чужого своими огромными косившими глазами, глухо заворчал.

— Спокойно, Сантос, — слегка дернула за поводок Марина, — все хорошо!

И собака недовольно, как во всяком случае показалось Баронину, взглянув на хозяйку, уселась у ног Марины, продолжая следить за остановившимся у ограды Барониным злыми глазами. А сама Марина, пребывая все в том же совершенно непонятном для Баронина оцепенении, наконец не нашла ничего лучшего, как удивленно воскликнуть:

— Саня?! Ты?

Баронина всегда раздражали подобные вопросы. Можно было подумать, что он по крайней мере двадцать лет отсидел в замке Иф, прежде чем появиться на этой вилле. И он, так и не увидев на лице продолжавшей смотреть на него Марины даже подобия хоть какой-то радости, холодно проговорил:

— Может быть, ты уберешь собаку и пригласишь в дом? Или хотя бы подойдешь ко мне?

— Да, да, конечно, — как-то искусственно засуетилась Марина. — Подожди!

И она направилась к дому. Закрыв собаку в одной из комнат, она вышла на крыльцо и махнула Баронину рукой.

— Заходи!

Баронин вошел в калитку и по выложенной мрамором дорожке направился к дому. Против своего обыкновения, Марина и не подумала бросаться ему на шею и покрывать его страстными поцелуями, одновременно нашептывая: «Как я соскучилась, Саня! Как я соскучилась!» Они прошли на просторную застекленную веранду, и Марина спросила:

— Кофе будешь?