Пропустив шедшую в напряженном молчании компанию метров на пятнадцать, Баронин осторожно двинулся за ними. Он уже не сомневался, что ему предстоит увидеть самую обыкновенную разборку. И не ошибся. Как только компания скрылась в густой тайге, один из «деловых», здоровый, где-то под метр девяносто боец, обхватив сразу побледневшего Гориллу за горло левой рукой, правой вцепился ему в волосы и откинул голову назад. Второй парень, сухощавый и расслабленный тем самым расслаблением, которое вырабатывается долгой работой на ринге, не поднимая рук, что выдавало в нем мастера высокого класса, принялся наносить удары по животу Гориллы так, словно перед ним находился не живой человек, а боксерский мешок. Правда, пока он тщательно дозировал их силу, стараясь раньше времени не вырубить наказуемого и заставить его не только помучиться, но и поразмыслить над бренностью всего земного. Если, конечно, Обутову были доступны подобные размышления. Но бил он его все же достаточно чувствительно, и каждый удар сопровождался нецензурным выражением и не менее громким стоном. У специалистов подобное избиение называлось «массажем живота». И если человека не забивали насмерть сразу, то два-три месяца в больнице и пожизненная работа на лекарства пострадавшему были обеспечены.
Третий «деловой», по всей видимости старший в этой далеко не святой троице, одетый в элегантный серый костюм молодой человек лет тридцати, с красивым и холодным лицом, с явным удовольствием наблюдал за экзекуцией и одобрительно покачивал головой в такт с наносимыми Обутову ударами. Но вот, докурив сигарету, он отшвырнул окурок и приказал палачам остановиться, глаза его сузились, а лицо приняло злобное и даже какое-то хищное выражение. Полоснув избиваемого недобрым и не предвещавшим ему ничего хорошего взглядом, парень, брезгливо оттопырив тонкую губу, процедил:
— Ты думал, сучара, раз мы далеко, то нас можно кинуть как последних фраеров? Ничего, сейчас ты убедишься, что мы не фраера! И скажи еще спасибо, что мы отработаем тебя сами и ничего не скажем Клесту, как ты и его попытался наколоть!
Баронин насторожился и невольно смерил глазами разделявшее его от говорившего расстояние. Да, видно, никогда не бывать ему в этой жизни зрителем, и рано или поздно придется выходить на арену. Гориллу просто-напросто могли убить, а он был ему позарез нужен хотя бы минут на пять живым.
К парню в сером костюме он подкрался со спины, и подувший в его сторону ветер обдал его запахом «Мальборо» и дорогого лосьона. И этот смешанный аромат он почувствовал еще сильнее, когда, покрыв двумя мощными прыжками разделявшее их расстояние, схватил парня левой рукой за волосы, а правой сильно ткнул ему в ребра.
— Стой спокойно! — проговорил он, хотя опешивший парень даже и не думал вырываться. — Я поговорю с Гориллой и верну его вам!
Впрочем, опешил не только заложник, но и истязавшие Обутова бойцы. И теперь, стоя на месте и не решаясь идти на помощь, они хмуро смотрели на выскочившего из леса словно черт из шкатулки мужика, державшего, как им показалось, на прицеле их главаря.
— Говори! — пожал тот плечами, видя, что пока ничего серьезного ему не грозит.
— Отойдите вперед на десять метров! — приказал Баронин. — Так, чтобы я вас всех видел!
Вытащив из висевшей под пиджаком парня кобуры «беретту», он слегка подтолкнул его стволом, и тот медленно двинулся в указанном ему направлении. Через несколько секунд к нему присоединились подельники, и Баронин, не спуская с них настороженного взгляда, направился к сразу же без сил рухнувшему на землю Обутову. И тот помутневшими от боли и страха глазами без особого энтузиазма смотрел на приближавшегося к нему опера. Он уже догадывался, что Барон появился в лесу не случайно, и ничего хорошего от незапланированной встречи не ждал. Баронин, сразу давая понять бригадиру, что он не ошибся, сильно ткнул его пистолетом в плечо.
— Кто приказал убрать Попова? — спросил он, сверху вниз глядя в маленькие и хитрые глазки Обутова и в какой уже раз удивляясь полнейшему соответствию его клички с оригиналом.
— Я не знаю никакого Попова, Барон… — выдавил тот из себя, продолжая сидеть на земле.
— Тот, которого вы повесили на Владивостокской! — напомнил Баронин.
— Ах этого! — ухмыльнулся, потирая правой рукой живот, Обутов, словно воспоминание об этом доставляло ему несказанное удовольствие.
— Да, того самого!
— А вот и не скажу! — вдруг рассмеялся Обутов.
— Скажешь, гнида! — снял пистолет с предохранителя Баронин, приставляя его ко лбу бригадира.
Тот съежился, и в его налитых злобой глазках плеснулся страх обезьяны, на которую охотник наставил карабин. И, не выдерживая уже напряжения последних минут, он вдруг заорал во все горло:
— Стреляй, мент поганый! Пристрелишь, так хоть от мук избавишь!
И тут случилось неожиданное. Спокойно курившие до этой самой минуты в отведенном им Барониным месте «деловые» при слове «мент» кинулись врассыпную по кустам. Проводив их глазами, Баронин снова взглянул на Обутова.
— Так как? — спросил он, поднимая пистолет на уровень его лба. — Скажешь?