Парни остановились и нерешительно переглянулись. Подобного поворота от этого мужичка, представленного им как очень крутого, они явно не ожидали. И замешательство решило дело. Почти без замаха, демонстрируя тем самым высшее мастерство работы ногами, Баронин нанес мощнейший удар прямой правой в живот одного из парней и этой же самой ногой молниеносно ткнул второго в солнечное сплетение. Перешагнув через рухнувших на грязный заплеванный пол подставленных ему лохов, он двинулся на мгновенно вскочившего с койки третьего громилу, от олимпийского спокойствия которого не осталось и следа. Одно дело катить на Барона втроем, и совсем другое — остаться с ним с глазу на глаз! А этот бывший опер оказался не только классным бойцом, но и искусным дипломатом! Надо же так подъехать тихим фраером! «Ладно, я больше не буду!» Вот тебе и не буду! А ведь валявшихся на полу без сознания олухов предупредили несколько раз: с этим человеком надо быть предельно внимательными! Конечно, он попытался защищаться, но хватило его ненадолго. Не спас его и тот проход в ноги, который он попытался было выполнить. Правда, повалить Баронина он повалил и даже несколько раз попытался ударить его кулаком по голове. Но ни один из этих ударов не достиг цели. Баронин изворачивался, словно схваченная рукой змея. На свое несчастье оказавшийся на какое-то время сверху парень слишком увлекся и выпрямил левую руку, которой держал Баронина за куртку. И это стоило ему поражения. Баронин молниеносно перекрыл правой ногой его локоть и, повернув тело влево, провел болевой прием. Послышался противный хруст ломаемой кости, и тишину камеры разорвал дикий крик. Через секунду Баронин уже стоял на ногах, брезгливо глядя на корчившегося у его ног громилу. А тот, продолжая завывать, с ужасом смотрел на свое согнутое чуть ли не под прямым углом в обратную сторону предплечье. Подняв мутные от плескавшейся в них боли глаза на смотревшего на него сверху вниз Баронина, он прорычал:
— Что же ты сделал, сука!
Баронин слегка ударил его ногой в живот, но и этого хватило для того, чтобы отбить у парня желание возмущаться.
— Это тебе за суку! — ровным голосом произнес Баронин. И советую тебе извиниться! Меня нельзя безнаказанно оскорблять!
И тому не осталось ничего другого, как только пролепетать побледневшими губами:
— Извини, Барон…
— Вот это совсем другое дело! — удовлетворенно кивнул Баронин. — А теперь, — продолжал он, — ты мне скажешь, какие у вас были в отношении меня указания!
И он слегка поиграл ногой. Парень заморгал и облизал пересохшие губы. Он испытывал перед этим человеком самый настоящий ужас и, не видя другого выхода, с неожиданной силой заорал:
— На помощь! Убивают! На помощь!
Странную картину застал ворвавшийся в камеру наряд. Трое здоровых мужиков валялись на полу, а на одной из коек спокойно курил Баронин.
— Что же таких хилых прислали, Миша? — насмешливо взглянул Баронин на знакомого прапорщика, почему-то избегавшего смотреть ему в глаза. — Забыли, с кем дело имеете?
— Бросьте, Александр Константиныч! — хмуро махнул рукой тот, всегда симпатизировавший отчаянному оперу. — Я тут ни при чем!
Через пять минут Баронин снова остался в камере один. Он уселся на шконку и закурил. Он отвоевал себе это право. Симакову не удалось поиграть мышцами. Во всяком случае пока…
И на следующее утро тот встретил Баронина как ни в чем не бывало. Правда, теперь он был без Турнова и начал все так же, дружески.
— Ну что, Саня, — окинул он долгим внимательным взглядом Баронина, — надумал что-нибудь?
— А что мне надумывать? — пожал плечами Баронин. — Я сказал все вчера…
Симаков поморщился. Потом холодно спросил:
— Значит, будешь молчать? Я правильно тебя понял?
— Ну а что я еще должен тебе говорить? — устало ответил вопросом на вопрос Баронин.
— Ну хотя бы просветить меня на тот предмет, — проговорил Симаков, — где ты пропадал почти две недели? Ведь после убийства Борцова и тех двух парней в лесу тебя в Николо-Архангельске не было! Где же ты был? Где спал, ел, жил? В сказки о безвоздушном пространстве я не поверю!
Баронин промолчал. Он был профессионалом и понимал, что Симаков прав. И ему, если он хочет доказать свою невиновность, надо сыпать именами, адресами, городами, где он провел эти дни. Но о Хельсинки он, понятно, рассказать не мог. Как и о тех двух парнях, которых оставил связанными на даче! И ему оставалось только одно: продолжать идти в несознанку, а там надеяться только на чудо или какой-нибудь счастливый случай, что, по сути дела, было одно и то же.
— Так как, Баронин? — снова спросил Симаков.
— После того как… убили Борцова, — проговорил он наконец, — я вернулся в Николо-Архангельск…
— И где ты жил все эти дни в Николо-Архангельске? — последовал новый вопрос. — Дома тебя не было…