Воровская зона

Баронин не ответил. Да и что отвечать? Лгать было бессмысленно, и он хорошо понимал это. А правду сказать он не мог. В оставленном им на квартире «дипломате» лежала спецаппаратура, пленки с видео- и аудиозаписью и новенький пистолет, а также заграничный паспорт на чужое имя, в котором стояли въездные визы в Эстонию и Финляндию.

— Кончай, Саня, — махнул рукой Симаков, — ведь ты же профессионал…

— Да, — согласно кивнул Баронин, — я профессионал! А теперь слушай меня! Да, я был в Дальнегорске и ходил к этому Борцову, но не убивал его! К парням в лесу я тоже не имею ни малейшего отношения! Где я был? Мотался полупьяный по бабам! Каким? И сам не помню, снимал в кабаках! Что у тебя остается? Только Борцов! Да, улики против меня тяжелые, ничего не скажешь, но решать будет суд! И давай, Симаков, оставим этот пустой разговор! Этапируй меня в Дальнегорск, но помни, что убитые в лесу парни являются моим козырем! Если это были не ваши люди, то кто-то их послал! И вполне возможно, что их убили с этим Борцовым вместе… А все это означает только то, что дело далеко не закончено и его обязательно пошлют на доследование!

Эту исповедь Симаков выслушал с каменным лицом. А когда Баронин наконец замолчал, он, нажимая кнопку в столе, с угрозой прошипел:

— Ну ничего! Я тебе развяжу язык! Да так, что ты сам пожалеешь!

И когда появились конвоиры, он, с ненавистью глядя на Баронина, прокричал так, словно те были глухими:

— В «семерку» его!

Конвоиры понимающе переглянулись, а Баронин почувствовал, как по спине пробежал озноб. Впрочем, все правильно, когда не действовали пряники, в ход всегда пускался кнут…

Баронина бросили в самую страшную камеру в местном СИЗО, через которую проходила полусгнившая канализационная труба, из которой чуть ли не по всей ее длине постоянно сочилась отвратительная жижа. Этой жижей был покрыт уже не только пол «семерки», но даже потрескавшиеся стены и давно уже ставший черно-бурым потолок, с которого с завидной постоянностью капали вниз крупные капли. «Аромат» в камере стоял такой, что уже через полчаса брошенного сюда человека начинало выворачивать наизнанку. По сути дела, это была своеобразная камера пыток для самых несговорчивых арестантов. И немногие выдерживали этот ад. И когда ржавая и такая же скользкая изнутри от нечистот дверь захлопнулась за Барониным, а в лицо ему ударила тугая волна отвратительной зловонной смеси, он с ужасом почувствовал, как от нестерпимой вони у него заложило уши. Обведя сразу покрасневшими глазами свою страшную обитель, он так и не нашел в ней места, где ему можно было хоть как-то разместиться, не рискуя испачкаться о нечистоты. А на прикрепленные к стене нары, по которым ползали какие-то невиданные им до сего дня огромные мокрицы, лучше вообще было не смотреть… И чувствуя, как от страшного запаха у него пошла кругом голова, Баронин честно признался себе, что долго ему этого кусочка ада не выдержать! Что потом? Пуля при попытке к бегству при этапировании в Дальнегорск? Ну и черт с ней, пусть так, но лишь бы на чистом воздухе!

Он скрипнул зубами. Подумать только! Где-то совсем рядом с ним люди сидели в чистых и светлых кабинетах и даже смотрели, насколько мог он услышать из приоткрытой двери, когда его проводили мимо одной из комнат, матч на кубок УЕФА по футболу.

Что ж, каждому свое…

Обидно, конечно, что ему так и не удалось никого наказать, но против ветра, действительно, лучше не мочиться! Да почему-то и не давал бодливой корове Бог рогов! Пожалел! Он вообще, насколько успел заметить Баронин, был жадным, этот Бог! И уж сюда к нему он, конечно, не заглянет! Да что там Бог, в эту клоаку самого дьявола на аркане не затащишь!