Дело было за малым, за одеждой. В трусах и кроссовках в городе ему далеко не уйти, он сразу же заинтересует первого же встречного милиционера. А от одной только мысли, что ему придется снова надевать на себя свою собственную одежду, его бросало в дрожь. Километров через пять ему повезло. На берегу Амура он наткнулся на целую группу валявшихся у своих палаток пьяных вдребадан туристов. И Баронин совершил первую в своей жизни, пусть и вынужденную, но все же кражу, «одолжив» у храпевшей, словно разъяренные львы, пьяни джинсы, ковбойку и черную джинсовую куртку. Подобрал он себе и кроссовки. И теперь ему оставалось только одно: совершить омовение, о котором он буквально уже начинал грезить. Отойдя на всякий случай от лагеря километра на полтора, он положил одежду на песок и бросился в воду. Октябрьская вода обожгла холодом, но счастливый тем, что он наконец-то сможет смыть с себя отвратительные остатки страшного путешествия, принялся плавать и нырять так, словно находился на июльском пляже. Так, наверное, вел бы себя дельфин, которого неделю везли в маленькой ванной и наконец выпустили в море.
Наплававшись, он вышел на берег и растянулся на едва теплом песке. От рук, на которые он положил подбородок, все еще шел слабый запах экскрементов. Баронин поморщился. Теперь, когда все было позади, ему казалось невероятным то, что он совершил. И если бы сейчас ему предстояло проделать этот путь заново, он выбрал бы Дальнегорск…
До дому он добирался пешком. Сбросив с себя чужое одеяние, кинулся в ванную и почти целый час мылся с таким остервенением, словно несколько лет не был в бане. И только убедившись, что от него уже не пахнет, Баронин принялся вытираться.
Через пять минут он сидел в кухне в накинутом на голое тело халате. Он достал бутылку коньяку и, налив большую рюмку, с жадностью выпил. Есть не хотелось совсем. Только при одной мысли о еде на него накатывала тошнота.
Баронин пропустил еще две рюмки и закурил, бессмысленно глядя в окно, за которым моросил мелкий дождик. Думать ни о чем не хотелось. Докурив сигарету, он прилег на диван и уже очень скоро заснул мертвым сном. Страшное напряжение последних дней и особенно часов не могло не сказаться даже на его железных нервах…
Проснулся он около девяти часов и сразу же полез под душ. Потом сварил кофе и, приняв еще рюмку коньяку, включил телевизор. И первое, что он увидел на экране, было его собственное лицо.
Все правильно, разыскивался опасный преступник Александр Баронин, совершивший дерзкий побег из следственного изолятора! При задержании всем предлагалось соблюдать особую осторожность, ибо вышеупомянутый Баронин не только прекрасно владеет кунг-фу, но и виртуозно стреляет…
Баронин усмехнулся. Да, что называется, обложили! И теперь с ним миндальничать при задержании не будут! Это уж как пить дать! Ничего другого им теперь и не остается. Найти его и взять только своими силами становилось уже нереальным. Потому и пущен был в ход официоз. Да и кто теперь ему поверит, даже если он расскажет чистую правду? Невиновные из тюрем не бегают!
Ну и ладно, черт с ними, пусть ищут! Теперь он будет осторожен втройне, да и в городе у него пока дел нет. Об активных действиях в такой ситуации нечего было и думать.
Он удовлетворенно посмотрел в окно, по которому барабанил сильный дождь. Что ж, погода как раз для него! Он быстро оделся и вышел из дому. Отойдя метров на сто, вошел в первый же попавшийся ему по дороге автомат и снял трубку. Автомат, к счастью, работал. Баронин набрал номер и, когда ему ответил приятный женский голос, сказал:
— Передайте, пожалуйста, самому, что Василий ждет его послезавтра!
— Хорошо, — ответила девушка, — обязательно передам!
Баронин повесил трубку и на всякий случай огляделся. Ничего подозрительного, все так же шумел дождь, и ветер гнал по земле застревавшие в лужах опавшие листья. Он вышел из автомата и вздохнул полной грудью. Дождь пах осенью и грустью. Баронин улыбнулся. Все правильно, на свете нет ничего лучше дождливой погоды…
Получив послание от Баронина, Красавин несказанно обрадовался. Слава Богу, объявился! О том, что его повязали, он узнал в тот же самый вечер, когда Баронина привезли в СИЗО. И огорчился до невозможности. И не только потому, что из игры выбывал сильный игрок. Ему всегда нравился Баронин, и он, зная, как могут играть его бывшие коллеги, не мог не понимать, что он обречен. Но, бежав из СИЗО, Барон и здесь умудрился совершить, казалось бы, невозможное, лишний раз доказав свои блестящие способности.