Воровство и обман в науке

В общем, мы услышим о Ньютоне все только самое хорошее, вплоть до тривиального анекдота об однажды сорвавшемся на его мудрую голову яблоке, которое породило в ней гениальную мысль о силе земного притяжения. А ют о том, сколько яблок раздора падало в ньютоновом саду, так что и яблоку упасть было негде, наши предполагаемые собеседники, скорей всего, даже не будут иметь представления. И уж не приведи Бог, намекнуть им на то, что общепризнанный гений не раз угощал человечество плодами просвещения, выращенными в чужих садах! Убьют прямо на месте. Ведь стараниями подобострастных авторов монографий человеческий образ Ньютона давно напоминает упаковку с рафинированным сахаром. Но на самом деле "сахаром" Ньютон никогда не был. И в этом нетрудно убедиться.

Если за двумя самыми большими и спелыми яблоками — дифференциальным исчислением и законом тяготения Исаак Ньютон удачно "слазил" в сады Готфрида Лейбница и Иоганна Кеплера, то в области исследования световых явлений ему удалось поживиться уже целым ящиком таких плодов. Он был сколочен из научных достижений многих предшественников и современников ученого. Эксперименты Гука — далеко не единичное заимствование, которое позволил себе честолюбивый Ньютон.

Напрасно связали с его именем историки науки классический опыт по разложению луча белого цвета на спектр с помощью призмы. На самом деле приоритетом Ньютона здесь и не пахло. Впервые этот опыт был поставлен профессором Пражского университета Яном Маркусом Марци. Состоялся он в 1848 году, за восемнадцать лет до того, как его повторил Ньютон. Кстати, Марци пошел дальше своего последователя, задействовав для выяснения природы непонятного оптического эффекта не одну, а несколько призм. Именно когда он прибег к помощи второй призмы, установив ее на пути уже пропущенного через первую призму луча, ему удалось наблюдать любопытное явление: преломляясь под различными углами и принимая разную окраску в самом начале, тот же самый луч не подвергался разложению на цвета при встрече со второй призмой. Из экспериментов Марци буквально напрашивались выводы, которые сделал позже Ньютон. Причем об опытах Марци он не мог не быть осведомлен хотя бы потому, что его оптические эксперименты чуть ли не в деталях совпадали с более ранними опытами чешского исследователя. Оказалось, что сам Марци отправил письмо с изложением методики экспериментов и полученных основных результатов Ньютону как большому авторитету в научном мире с просьбой дать оценку его работам.

Так что и тут Ньютон добрался до вершин славы в известной степени за чужой счет. Потому, наверное и доложил об итогах своей работы не сразу по ее завершении, а лишь через шесть лет после постановки эксперимента, в 1672 году. Марци к тому времени уже не было в живых, и возможность уличения в плагиате почти отпадала. Иные предположения вроде того, что Ньютон сомневался в точности полученных результатов и несколько лет их перепроверял, кажутся попросту смешными. Чего-чего, а уж самоуверенности ему было не занимать! Как и хитрости. Не просто ведь так ходили слухи, что Ньютон не отказывал себе в удовольствии частенько "подправлять" и собственноручные расчеты, если они не умещались в рамки его теорий.

Удивительно, но по следам Марци двигался и ярый противник Ньютона Роберт Гук. Он повторил ход его рассуждений по поводу природы света и пришел к аналогичной мыслительной концепции через семнадцать лет. Не Гук, а Марци первым догадался о том, что свет представляет собой быстро распространяющиеся волны.

Споры о природе света учеными XVII в. вообще велись с особым неистовством. Причем Ньютон почти всегда брал в них верх. Выдающийся физик современности Сергей Иванович Вавилов в посвященной жизни и творчеству Ньютона биографической книге отмечал, что "во всех спорах Исаак Ньютон неизменно выходил победителем, даже в тех случаях, когда он был совершенно неправ". И это соответствовало истине. Ньютон разносил в пух и прах практически все наиболее ценные новые научные идеи и физические теории, которые исходили от его противников. И хотя научная линия, которой он придерживался, была слишком прямолинейной, это ему не мешало гнуть ее в полемике слишком круто.