Все вместе они кинулись к побережью, миновали камни, обдирая ноги, и упали на колени перед бездыханным телом.
Весь в мокром песке и тине, лежал Игнат – бледнее глаз русалки. Нет, нет, кажется, дышит! Эля принялась его переворачивать, чтобы вода вышла из легких, а Милена раскричалась и побежала звать на помощь.
Только Настасья встала и присмотрелась. В посиневшей руке у Игната что-то сверкнуло. Подвинула Настасья его руку и вытянула предмет. Искрились и переливались жемчужины в ожерелье. Русальем ожерелье.
***
– Как ты стала русалкой? – спросила Настасья.
– Я всегда была ею, – рассмеялось существо, выпрыгнуло и нырнуло обратно в море. Хвост ударил по воде, обрызгав Настасью от юбки до лент в волосах.
Будто бы исчезла русалка в тёмном море. Вглядывалась Настасья вдаль – луна снова убывала, звёзды были скрыты тучами, и теперь почти совсем темно. Но прямо под ногами вода вспенилась и оттуда вынырнула русалка с заливистым смехом. Настасья испугано отпрянула назад и едва не поскользнулась на камне. А русалка внимательно присмотрелась к девушке.
– Если думаешь, что русалки – это утопленницы, то скажи тогда, почему у нас нет души? – сказала она.
– Ну, у нечисти… – начала Настасья, но звенящий и жуткий русалий смех ее прервал.
– Нечисти! Ты можешь назвать нечистью волны, и ракушки, и кораллы? Вот и я тоже дитя моря.
– Зачем ты Игната утопить хотела?
– Как же – утопить!? Всего лишь хотела с ним поиграть и защекотала!
– Ты любишь его?
– Люблю!
– Любимых не топят.
Больно стало Настасье. Но все равно приходила она в Колыбель к русалке, и однажды даже ныряла с ней. Под водой русалка показала Настасье подводный грот, о котором никто не знал, и увидала она в глубине скал сверкающие, невероятной красоты камни и рифы. Но не успела Настасья до них добраться, как начала задыхаться и пришлось выплывать на берег.
Кашляя, ступила Настасья на каменистый пляж, поглядела на свои ноги – и такую ненависть к ним испытала! Никогда из-за них ей не плавать так быстро, как русалка…
***
В белесых глазах русалки таится бездушие, а Настасья видела в них жемчуг. Цепкие когти напоминают о порезах, которые оставила она Игнату. Она ведь едва не утопила бедного юношу! А Настасья смело вложила свою руку в протянутую склизкую ладонь русалки.
Русалка не знает меры, она тянет девушку в воду играючи, так же с забавой тянет к тайнам глубин моря и своего русальего разума. И даже не думает, что Настасья уже почти задыхается под водой, и что когти русалки царапаются.
Зато, передохнув на камне, торчащем из моря далеко-далеко от берега, она снова затягивает песню – и Настасья забывает о царапинах, которые болят в морской соли, об уставших мышцах и медленных ненавистных ногах.
Никому больше не показывалась русалка. Даже Игнат ничего не вспомнил о том случае, когда русалка его едва не утопила. Ему помнилось, будто он запутался в сети. Зато во время ночных прогулок к морю с друзьями Настасья видит, как стеклышки-глаза русалки наблюдают за ними издалека. И когда видит Настасья, как русалка милуется с Игнатом, когда слышит, как существо вздыхает и печалится о юноше, то сразу хмурится и злится.
***
– Что в книжках, что в жизни – везде вы русалки одинаковые, – буркнула она как-то.
– Глупые? – хихикнула русалка.
– Я вовсе не это хотела… Впрочем… – растерялась Настасья. – Мне непонятно, как можно любить без души.
Сквозь смех русалка отвечает:
– Мы любим иначе. Не душой. Мы любим с целью. Мы любим по воле отца.
– Отца? – удивляется Настасья.
– Мать наша – Mope, a отец – Страхосвет, – отвечает русалка.
И вновь это имя. Имя давно мертвого колдуна. В голове мелькает что-то про долг отца Игната и Милены, вспоминается, как парень едва не погиб.... Но спрашивает Настасья вовсе не про него, и даже не про то, зачем русалке и Страхосвету понадобился Игнат. Она говорит:
– Значит, если моя любовь от души...... Если я стала бы русалкой, то перестала бы любить?
– Пожалуй, – не задумываясь отвечает русалка, а потом хитро щурится: – Надеюсь, твоя Любовь не к Игнату, иначе защекочу до смерти! Да и вам, мирским, не стать русалками.
– Но если русалки когда-то становились людьми, то почему не бывает наоборот?
Раздался раскат грома – он ударил будто так далеко, по самой линии конца моря, а будто бы пронзил душу девушки. Она откажется от души, чтобы быть всегда в море. Чтоб любить лишь море. Но оказавшись рядом с русалкой, она перестанет ее любить? Неужели, что не выбери, все в жизни приносит страдания? Или страдать может лишь душа?
***
Хижина Страхосвета погрязла в болоте и в камышах – туда годами никто и не думал ходить. А Настасья пришла – в высоких калошах, и одежда оттенками сливалась с зеленью и грязью. Старик встретил ее легкой улыбкой, будто ждал. Вернее, теперь это вовсе не старик.
Вдруг Настасья поняла, что та самая юбка, что сейчас на ней, принадлежала бабушке. И тогда еще девочкой Настасья держалась за юбку бабушки на похоронах Страхосвета. Лицо покойника в гробу было сморщенным, ссохшимся. А теперь он стоит на пороге, почти охваченным болтом, и улыбается – лицо совсем молодое, ни следа немощности.