Ворожея

— Что ж, полезай. Я тебе лестницу скинул.

Милава молча повиновалась. Яма оказалась довольно широкой — можно было спать, вытянув ноги, но навес заслонял лазурное небо да солнце красное, от этого сделалось тоскливо.

— Ты не серчай на дураков. Все будет добре. Подожди малость. Я сухого сена для подстилки принесу да снеди какой-нибудь раздобуду. Коли у тебя еще какие просьбы имеются, так ты не стыдись — сказывай. Все, что смогу, исполню.

Девица мысленно порадовалась, что среди селян хоть кто-то сумел человечьего обличья не утерять.

— А котомку мою принести сможешь?

Вит нахмурился, видать, слова подбирал:

— Я поспрошаю у Череды, но навряд ли.

— Ты дурного не мысли — мне бы из травок, что я на Купалье собрала, мазь сделать — ногу да ссадины излечить.

— Э-э-э, не думаю, что люд дозволит. Но я к тебе дядьку Рафала пришлю — он знахарь знатный. Вмиг тебя от недугов избавит.

Милава кивнула и села. Вит стал вытаскивать лестницу. Его виноватое лицо говорило само за себя — мол, коли бы он решал, девица бы теперича свободу обрела. Затем настал черед клети. Ворожея вздохнула и стала ждать. Эх, только поутру она такой добрый план сложила, и вот на тебе — все наперекосяк пошло. Нутро неприятно засвербело — возродились мысли о Кукобе. Эх, вот о чем надобно было Вита просить — пущай бы бабку известил, что не по своей воле Милава к ней не явилась. Ворожея даже вскочила, но больная нога подвернулась, заставив девицу осесть. Она потерла больное место, помолившись богам, чтоб мельник поскорей возвратился.

Из-за того, что навес не дозволял видеть, как светило перекатывается по небу, ворожея совсем потерялась во времени. То казалось, что молодец только-только покинул ее, то чудилось, что одинокое прозябание тянется целый день. Эх, никакой живности, только темные стены да запах сырой землицы. Милава тяжко вздохнула.

До поры до времени ей удавалось противиться худым думам, но скоро они уже грозились заполонить все нутро. И боле всего ворожею жалила мысль о Восте.

— Эй, девица! — окликнул кто-то сверху. Милава запрокинула голову. Сквозь железные прутья угадывался смуглый лик, украшенный морщинками и светлой длинной бородой. Лик принадлежал старику, что весь час держался в стороне от злой толпы. Видать, это и был тот самый дядька Рафал. — Я сейчас к тебе спущусь.

Скрипнула клеть, сползла лестница. Замаячило цветное платье. Вопреки достойному возрасту, старец двигался на редкость проворно и скоро очутился подле ворожеи.

— Здравствуй, девица. Ведаю, что Милавой тебя кличут. Ну, а меня Рафалом величают, — ворожея уже поднялась, дабы в ноги почтенному знахарю поклониться, но тот жестом удержал ее порыв. — Не надобно. Вот излечу твои недуги, тогда и станешь челом бить.

Дядька Рафал бережно положил свою суму на землю и попросил Милаву показать ушибы, что сильнее всего мучили. Девица вытянула лодыжку. Старик склонился ниже и внимательно осмотрел припухлость. В какой-то миг в черных глазах вспыхнула догадка:

— Не толпа виной этой ране. Аль какая беда с тобой ушедшим днем иль ночью приключилась?

— Ведаю, что сказать хочешь, дядька. Да только навет это. Ночью в лесу, Купальем озаренном, травы сбирала да за корягу зацепилась.

Старик кивнул, но всецелого доверия в его очах Милава так и не углядела. Рафал молча вытащил горшочек, развязал тесемку и снял лоскут.

— Шалвея? — догадалась Милава по сильному пряному аромату. — Видать, уже к вечеру о боли и думать запамятую.

— Откуда тебе ведомо? — недоверчиво покосился на девицу знахарь.

— Мамка моя в травах разбиралась. Умела через их силу самые страшные хвори отвести, — «Вот только со своей не сдюжила», — грустно подумала Милава. — Да и меня кой-чему обучила.

Старец стал втирать пахучую мазь в лодыжку девице с таким ликом, точно пытался на что-то решиться, размышляя о чем-то своем, дюже невеселом.

— А без больного определять недуг умеешь? — в очах лекаря замаячила надежда.

— Мне покуда не приходилось, — призналась ворожея, — но попробовать могу.

— А ну коли человека озноб бьет, тело горит, а из горла хрипы рвутся? — оживился Рафал.

«Проверяет» — подумала Милава.

— То нечистый в грудь забрался. Изгнать его помогает настой из бузины черной иль сало свиное с яблоками, лучше дичками. Зерновки овса с молоком также кстати придутся.

— Добре, — довольная улыбка расползлась по смуглому лику, уголки губ спрятались в седой бороде. — А ежели кость пополам пошла, что делать надобно?

— Прежде сложить обломки, затем обездвижить с помощью крепких палок. Ну а для скорого срастания хорошо настой из толченой скорлупы помогает.

Рафал снова порадовался сказанному девицей.

— Ну а коли человек в себя не приходит, недвижим, точно мертвый, а на теле да лике «красуется» россыпь язв да нарывов гнойных?

Милава помедлила с ответом. Не памятовала она, чтобы мамка ей рассказывала о таком. Вот, значит, чем Алесь болен — всплыли чьи-то слова из толпы.

— Поглядеть бы на хворого, — задумчиво протянула ворожея. Рафал тяжко вздохнул и замотал головой. — Алесь?

— Так, он.

Милава смолкла, Рафал тем часом приложил кашицу из бодяги к огромному синяку на плече девицы.