– Да. Это не изменится. Это у нее с детства. Глубоко укорененное. Ее родителей привезли сюда в последних партиях рабовладельческих судов. Она родилась через несколько лет после того, как наконец утвердили отмену рабства. Должно быть, она испытала ужасную нищету – возможно, и унижения. Довольно, чтобы совершенно отвратить ее от речи. Но она все понимает. Это можно назвать и благословением – когда подобная краса наделена молчанием. Никакой нескончаемой женской болтовни, с которой приходится мириться большинству из нас, – Галл усмехнулся без радости. – Как бы то ни было, я хотел получить серию фотографий за следующие несколько лет.
– Но, сэр, я слишком занят, чтобы посвящать столько времени всего одному исследованию. Моя работа в Америке и вне ее требует постоянного внимания. И не уверен, что портфолио медицинских портретов впишется в корпус моего творчества.
– Совершенно верно, я бы не стал у вас этого просить. Вы занятой и важный человек, я это вижу, хотя и худо разбираюсь в вашем творчестве и любых других художественных материях. Эти фотографии лишь для меня, и меня одного; особый заказ. Позвольте объяснить: я обеспеченный человек с немногочисленными расходами, не считая этого каприза. Я намерен наблюдать особые случаи до конца их или своей жизни, чтобы увидеть долговременный эффект своего лечения и, быть может, время от времени вносить в него правки. Законы меняются, и частные клиники, вроде этой, подпадают под те же материнские бюрократические догмы, которые ныне поразили наши основные больницы.
Галл снова пронзил Мейбриджа требовательным взглядом; было очевидно, что он намерен добиться своего.
– Итак, к делу: я намерен выписать Жозефину и некоторых других. Поселить их в собственных комнатах, кормить и содержать подальше от улиц. Я выберу место в окрестностях Лондонского моста, чтобы они находились в легкой доступности. В ее случае я сниму дополнительную комнату и снабжу ее фотографическим оборудованием по вашим спецификациям. Это означает, что вы сможете навещать ее и ставить портреты всегда, когда будете проездом в городе.
Мейбриджа ввели в соблазн. Ему нравилась секретность процесса; она импонировала его природным и привитым наклонностям. Женщину он находил эффектной, даже примечательной, и видел, что ее фотографии в самом деле выйдут высочайшего качества. Но не третируют ли его как последнего наймита? Здесь ничто не поднимет его статус и не принесет новое признание таланта, а у доброго хирурга, очевидно, в предприятии имелся собственный мотив – хоть это все и означает, что они явно будут избавлены от всяческих публичных и зловредных слухов. Он тоже был человеком высокого положения и уважения, и этот статус должен оставаться в неприкосновенности и благочинности.
– Чтобы принять в рассмотрение ваше исключительное предложение, мне также понадобится надежное запираемое помещение для остального оптического оборудования и изобретений. Это позволит мне проводить больше времени в Лондоне, а следовательно, с вашей протеже.
– Разумеется! – Галла обрадовала легкость переговоров. – Вы получите мастерскую – или лабораторию, или как это зовется у вашей братии. Я помогу с любыми расходами на ваши изобретения.
Фотограф клюнул на приманку и все более воодушевлялся.
– Их производство и содержание весьма затратно. Но моя текущая работа даже идет в параллель с вашей; могут случиться пересечения кругов интереса.
Галл встал, превратно истолковав момент.
– Да, хорошо, конечно. Весьма интересно. Теперь поведайте о ваших перемещениях в следующие шесть месяцев.
Его очевидное безразличие и предполагаемое сомнение в ценности изобретений фотографа укололи гостя. Их обоих вело исключительно себялюбие. До этой промашки их маховики крутились порознь, но в твердом унисоне. Мейбридж соскочил с крючка хирурга.
– Прежде чем я дам согласие, сэр Уильям, я должен сказать, что имею сомнения в том, как подобный проект отразится на моем статусе в обществе. Если позволите говорить прямо, значительное время наедине с этой душевнобольной негритянкой может меня скомпрометировать. У меня уже бывали эксцессы с женщинами, и обычно я бегу их компании. Конечно же, не в противоестественном смысле! – поспешно добавил он.
Изумление Галла развернулось в полную силу – он начинал принимать гостя за круглого простофилю. Тысячи мужчин прятали своих любовниц по всему старому доброму городу; да всё боро Уолворт создано только для того, чтобы вместить их переизбыток! И извольте посмотреть на этого фотографа: никакого положения в обществе – техник, ремесленник. С чего же он печется о своей хилой репутации? Галл оборвал раздумья. Простофиля этот фотограф или нет, он ему нужен. Подходит только он.
– Друг мой, нет даже речи о том, чтобы вас скомпрометировать. Я предприму все меры, чтобы удостовериться в совершенной тайности нашей маленькой транзакции. Ваша роль в этом научном исследовании будет целиком благородной.
Его слова как будто пригладили встопорщенные перья сухопарого гостя, и далее Галл нанес идеальный решающий удар.