Восемь бессмертных

Нетерпение мое росло, и каждый раз, когда мой взгляд останавливался на купленной паре, стоящей на полочке в моем доме, я думала: кто вы, какие вы? Когда же я, наконец, узнаю о вас все подробности?

Верным признаком того, что вещь — старая, является тот факт, что она на рынке— в единственном экземпляре. Мы знаем все подобные места в Пекине, “прочесываем” их регулярно, как охотники, и хорошо осведомлены обо всем, что нам интересно. И мы понимаем, что даже если вещь — старая, все равно велика вероятность того, что точно такая же фарфоровая статуэтка сохранилась и в другой семье, а не только в той, которая мне ее продала; ведь в свое время художник выполнил работу в нескольких экземплярах. Но даже если в разное время на разных рынках и окажутся две одинаковые работы, велик ли будет мой шанс найти и купить их обе?

Прошло много времени. И когда я однажды увидела на "блошином” у деревенской девушки точно такое же, в виде подсвечника, фарфоровое изображение Лян Шань-бо и Чжу Ин-тхай, у меня замерло сердце. Этого не может быть!

Как настоящий охотник, я научилась притворяться. Не торопясь, подошла (а хотелось подбежать и вцепиться!) и с сомнением на лице безразлично спросила:

— Сколько?

Денег у меня всегда бывало не густо. Кроме того, я знала, что за последнее время продукты подорожали; значительно возросли цены и на товары на “блошином”, купленные в деревнях у молодежи, которая после смерти стариков с радостью избавляется за небольшие деньги от "старого хлама".

К тому же, вот уже много выходных подряд на рынках не было практически ни одной стоящей фарфоровой фигурки. Перекупщики утверждали, что и в деревнях их осталось не так уж много. Одна моя знакомая сказала, что теперь она раз в несколько месяцев ездит за товаром на юг, — в окрестностях Пекина уже давно ничего стоящего не осталось.

Учитывая все это, я очень боялась, что цена будет непомерно высокой.

— Сто шестьдесят!

— Шестьдесят! — Ответила я и стала лениво разглядывать мое сокровище, вертя его в руках.

— Это очень мало! — Девушка покраснела.

— У меня дома две такие стоят, — соврала я, — и обе — по шестьдесят.

Начала собираться толпа зевак: кто — кого?

— Не может быть! Это — старая вещь, я ее из деревни привезла.

— Я не обманываю. У меня действительно дома есть такая же, за шестьдесят.

Чтобы выглядеть убедительнее, я сначала назвала имена изображенных персонажей, и окружившие нас зеваки одобрительно загудели. Затем я стала пересказывать содержание легенды. Послышались восхищенные восклицания, а по лицу продавщицы было заметно, что она колеблется.

— Если я уже купила подобное за шестьдесят, какой смысл покупать еще одну вещь, да еще намного дороже? — Сказала я в заключение и вернула вожделенное на пожелтевшую газету, разостланную на земле.

Продолжая притворяться, сделала несколько шагов в сторону. Но чего мне это стоило! А вдруг бы она меня не окликнула Но для девушки оказалось невыносимым увидеть мою спину, и она крикнула:

— О’кей!

Я с безразличным видом расплатилась, прижала к груди сокровище, завернутое в грязную газету, а "болельщики" стали показывать мне большой палец в знак того, что я умею торговаться.

Каждый раз после подобной “победы” я жалуюсь друзьям на угрызения совести; мне кажется, что я "граблю" бедных людей. А они неизменно отвечают:

— Запомни, что ни один китаец не продаст себе в убыток! Да и в принципе, сам предмет никакой реальной ценности не имеет. Он прекрасен лишь в твоих глазах, потому что ты любишь его суть, его содержание, его историю.

Возможно, друзья и правы. Я же утешаю себя тем, что до меня никто этот предмет не купил, и никто не стоял рядом, мечтая "перехватить". Значит, возможно, я — единственный покупатель.

Вообще, что касается статуэток, композиций из фарфора, то тут мне повезло: судя по всему, никто из иностранцев ими не интересуется. Иначе не видать бы мне и половины из того, что я собрала в свою коллекцию.

Раньше, когда мы этот блошиный рынок только обнаружили, редкий иностранец заглядывал сюда. Я читала в журнале, что лишь любители "танок" — гобеленов-картин на буддийские сюжеты из храмов, при свете фонариков в четыре утра отбирали все самое ценное, на их взгляд. Наверное, это были настоящие специалисты.

Прошло несколько лет, и слава о воскресном рынке Пхань-цзя юань (в простонародье — блошиный) распространилась так широко, что уже не хватает мест для парковки. И огромное количество среди этих машин — с иностранными номерами.

Говорят, в каждом посольстве, в каждой колонии — своя мода. Среди дипломатического состава из Европы, например, очень популярны копии старых настенных календарей с китаянками, одетыми в национальное платье либо по моде 30-х годов. А я ни к какому "течению" не присоединилась, конкурентов не имею, так что все, что понравится — мое.