Восемь дней Мюлера

Они забежали за угол, там Ассоль остановилась, отпустила Мюллера, села на корточки, спрятала лицо в ладонях и стала плакать. Мюллер принялся гладить ее по волосам и утешать:

- Ассоль, не плачь, боги в обиду не дадут. Птааг мне обещал давеча, все хорошо будет, так и вышло. Я, вон, уже не на хлебе и воде.

После этих слов Ассоль почему-то не успокоилась, а стала плакать еще горше и отчаяннее. Мюллер между тем продолжал:

- А еще Птааг мне сказал, у меня будет мама, добрая, как ты. А можно, ты будешь моей мамой?

От этого вопроса Ассоль перестала плакать, и Мюллер понял, что подобрал верные слова.

- Давай ты будешь моей мамой! - повторил он.

Но Ассоль помотала головой из стороны в сторону и сказала:

- Мамой я быть не могу, даже сестрой не могу. Я же обеты приняла.

- Это не проблема, - рассудительно произнес Мюллер, неосознанно подражая интонациям матушки Ксю. - Я с Птаагом поговорю, он что-нибудь придумает. А почему у нас в монастыре воины? Степняки набегут? Всех убьют? Монастырь сожгут?

Ассоль снова зарыдала, и Мюллер понял, что угадал все три раза. Он начал беспокоиться. Птааг, конечно, обещал, что все будет хорошо, но при таких вводных...

- А ты меня не бросишь? - требовательно спросил он. - Я хочу быть с тобой! Обещаешь, что не бросишь?

- Обещаю, - кивнула Ассоль, вытерла слезы и высморкалась в край монашеской робы. Выпрямилась и сказала: - Пойдем в трапезную.

- Так не время, - удивился Мюллер.

- Все дети теперь там, - объяснила Ассоль. - В спальнях и классах солдаты. Потом обещали нормально распределить...

Некоторое время они шли молча, затем Мюллер спросил:

- А правду говорят, что если монахиню трахнуть, ее обеты больше не считаются?

- Не говори плохие слова! - возмутилась Ассоль.

- Так это без плохих слов не сказать, - возразил Мюллер. - Так правда или нет?

- Тебе рано думать о таких вещах, - заявила Ассоль.

- Я не о себе думаю, - сказал Мюллер. - Я-то ребенок... Вот смотри, если какой-нибудь солдат тебя трахнет, ты потом меня сможешь усыновить?

Ассоль резко остановилась, будто ударилась лбом в стену, медленно обернулась, наклонилась и посмотрела на Мюллера так изумленно, будто у него во лбу открылся третий глаз, как у волшебного зверя Тулерпетона.

- Ты на что намекаешь? - настороженно спросила она. - Ты что задумал?

- Я ничего не задумывал, - стал оправдываться Мюллер. - Я-то что, я ребенок... Я подумал, попрошу Птаага...

- Светлых богов о таких вещах не просят, - заявила Ассоль.

- Значит, попрошу Рьяка, - поправился Мюллер.

Ассоль неожиданно разгневалась.

- А ну замолчи! - взвизгнула она. - Глупый мальчишка! Не смей поминать Темного Владыку! Призвать захотел?

- А чего его призывать? - пожал плечами Мюллер. - Степняки служат темным силам, верно? Они к нам идут, верно? А Рьяк - главный предводитель темных сил. Значит, Выходит, он и так уже призвался, чего еще призывать? А в трапезной есть шкафчик у дальней стенки, там Лалена из пятой группы вино прячет, может, тебе тоже попить...

Ассоль глупо хихикнула и почему-то мгновенно перестала гневаться. Взяла Мюллера за руку и повела дальше. Мюллер вспомнил, что когда Лалена из пятой группы так хихикала, Ассоль называла ее истеричкой и пьяницей, хотя Пьяница - это извозчик Жуль, а Лалена на него совсем не похожа. Наверное, Ассоль тоже стала истеричкой, это наверное, заразно, как если в носу ковырять.

 

 4

Бартоломей Ромулсон с детства мечтал о военной карьере. Еще будучи голожопым мальчуганом, он предпочитал все прочим игрушкам деревянный меч, а когда ходил в приходскую школу, редко выдавалась неделя, чтобы его жопа не встречалась с розгой. Ибо воин должен быть силен, задирист и безропотно терпеть боль. Так говорил папа Ромул после второго кубка, именно в таком состоянии Барт больше всего любил отца, потому что трезвый он был уныл и во всем слушался маму. Сколько раз бывало: нажалуется учитель маме, она пилит Барта, пилит, а отец поддакивает, а она пилит, а он поддакивает, и если не знать, что это только до второго кубка, никаких сил не будет терпеть. А так совсем нетрудно терпеть, легче, чем когда прутом по голой жопе. После второго кубка отец становится совсем другой, уже не забитый муж-подкаблучник, а сказочный воин, сильный, наглый и решительный. Настоящий мужчина. Жалко, что мама ему запрещает пить второй кубок. Редко-редко пап становится настоящим, раз в месяц примерно, редко чаще. Но это ничего, Барт все равно помнит, что такое настоящий мужчина.