«Гуй-цзе!» — «Госпожа Гуй!» — «Колючка, стой!» — сразу три фигуры шагнули ей навстречу, вызвав в теле животный нутряной страх: догонят, убьют… Не дать… не дать себя поймать. И она бросилась прочь отсюда, вылетела из зала, пронеслась черной тенью по широким ступеням, пробежала наискось через двор, нырнула в спасительную тень одной из построек и помчалась дальше, не останавливаясь и петляя. Она не оглядывалась: собственный ужас гнал ее сильнее, чем целый отряд преследователей.
«Я не дамся им живой, ни за что…»
Она бежала до тех пор, пока ноги ни стали тяжелыми, будто их глиной обмазали, а дыхание — хриплым. Тогда она остановилась, чтобы отдышаться — и заметила, что дверь того флигеля, около которого она стоит, совсем немного, но приоткрыта. Госпожа Гуй тут же подошла, распахнула ее сильнее и оказалась в просторном зале. Здесь царил полумрак. Свет, просачиваясь сквозь натянутую на окна бумагу, отвоевал у мрака несколько узких прямоугольников на полу. От ее движений прямо над ними затанцевали в воздухе пылинки. Но темных уголков в зале хватало, и девушка тут же устроилась в самом укромном из них — за ажурной ширмой.
На несколько вдохов и выдохов она позволила себе поверить, что в безопасности, а потом услышала легкое шелестение — и замерла от пугающей догадки: «Прислужники… Вот кто может выдать ее с головой. Стоит кому-то отправить их с посланием для нее… Боги, как же просто…»
Она тихо запаниковала и закусила палец, чтобы не всхлипнуть в голос: шелест послышался снова, теперь еще ближе.
«Неужели мне не скрыться от них? Я ведь могла когда-то… точно могла…»
Новый всплеск воспоминаний пришелся как нельзя более кстати. Торопливо, слегка подрагивающими от напряжения пальцами, она выхватила из ножен кинжал, проткнула острием палец и начертила кровью на тыльной стороне ладони иероглифы «тень». Голову повело и вновь накатило ощущение, что она ныряет в холодную воду. Тусклый свет совсем померк, все вокруг приобрело грязно-пепельный оттенок, будто она следит за происходящим через закопченное стекло. Стало холодно, и перед глазами зашевелились неясные тени. Смотреть на них было неприятно, но откуда-то она знала, что бояться их не стоит. Зато ни одна живая душа не найдет ее здесь.
Звук шелеста крыльев стал еще громче, маленькие клювики заколотили в дверь, потом послышался
топот крошечных ножек, звук открываемых дверей — и жоу-чжи, вновь обернувшись ласточками, залетали по комнате.
— Госпожа, юная госпожа! Где вы?
Девушка затаилась, задержала дыхание, хотя могла бы этого и не делать: юркие ласточки не увидели ее, хотя несколько раз их белые крылья едва не коснулись ее макушки.
— Нет, ее нет… Летим, летим, нужно найти юную госпожу!
После того, как они покинули зал, она еще какое-то время сидела недвижно и лишь потом выдохнула и привалилась спиной к холодной каменной стене. Ничего, потом отогреется. Сейчас ей важнее побыть в тишине. Одной, если не считать эти неясные колышущиеся фигуры. Но даже с ними она готова примириться: просто склонит голову, закроется ладонями и притворится, что их здесь и нет вовсе. Да, вот так.
Холод и отрешенность оказались сейчас даже кстати: в нынешнем состоянии госпожа Гуй могла спокойно вспомнить все события этого дня, каждую услышанную фразу и обдумать их обстоятельно и почти бесстрастно.
Выходит, она и раньше была знакома с господином Рэн. Он даже учил ее смотреть глазами мертвых.
Ей это не нравилось, очень не нравилось, почему же тогда она слушала его? Кем он был для нее? Да и стоит ли вспоминать? Отчего-то ей казалось, что хорошего в ее прошлом немного.
Движение мыслей замедлилось, словно и они тоже замерзли.
Почему она так испугалась, когда другие бросились к ней? Сейчас это казалось ей странным. Она могла просто бросить им табличку, и пусть бы выясняли сами, кому она принадлежит. Ее они бы не тронули, ведь без таблички она не представляет для них никакой ценности.
С другой стороны, с чего бы ей отдавать то, что им не принадлежит? Даже сейчас все внутри нее противилось этому, а воспоминания о подступающих к ней с разных сторон людях отзывались страхом и злостью. Нет уж, она сама принесет табличку Повелителю Ада и сама получит ту, что сможет открыть одну из дорог. А уж потом подумает, что с ней делать: воспользоваться самой, отдать или, может, швырнуть так же кому-нибудь под ноги?.. Пусть знает, что она ловка и умела. И не жеманна, как некоторые потаскухи… А это тут причем? Она что, снова сердится? Почему?…
Слова и образы все больше путались, и госпожу Гуй начало клонить в сон.
Вот и прекрасно, она поспит здесь до вечера, а к ночи вернется во дворец.
Веки налились тяжестью, голова упала на руки, ощущение холода слегка отступило и сменилось странным обволакивающим теплом. Тени обступили ее со всех сторон, но она едва ли это замечала.
Как не замечала ни поскрипывания дверей, ни звуков приближающихся шагов, ни приглушенной ругани.