Восемь миллионов способов умереть

— Так, во всяком случае, говорят. Мартин Альберт Рикон и Чарлз Отис Джоунс… Эти имена он использовал?

— Оуэн, Чарлз Оуэн Джоунс.

— И ты считаешь, они что-то означают?

— Должны означать. Даже в том случае, если он ненормальный. Уж больно хитроумные имена! Должны что-то означать.

— Как Форт-Уэйн и Форт-Смит?

— Может быть. Но я думаю, с именами дело обстоит сложнее. А Рикон — вообще очень редкое имя.

— Может, он начал писать: «Рико»?

— Я об этом уже думал. В телефонном справочнике полным-полно Рико. А возможно, он родом из Пуэрто-Рико.

— Почему бы и нет? Все остальные «Рико», наверное, оттуда. Может, он фанат Кэгни[19].

— Кэгни?

— Ну, гангстер в сцене смерти, помнишь? «Мать милосердная, пришел конец Рико!» Теперь вспомнил?

— А мне почему-то казалось, что его играет Эдгар Робинсон.

— Может, и он. Я, когда смотрела программу для полуночников, всегда была пьяна. И все эти гангстеры из фильмов «Уорнер бразерс» перемешались в голове. Один из этих шустрых ребятишек… «Мать милосердная, это же…»

— Пара яиц, — сказал я.

— Что?

— Господи Иисусе!..

— Что случилось?

— Ну и хохмач же он, паршивый сукин сын! Ну и хохмач!

— О ком ты?

— Об убийце! Ч. О. Джоунс и М. А. Рикон. Я думал, это имена!

— А это не имена?

— Cojones, maricon.

— Это по-испански?

— Именно!

— Cojones… это ведь яйца, верно?

— A maricon означает гомосек. Хотя, кажется, там нет буквы «е» в конце.

— Может, он просто малограмотный?..

— Дьявол, — пробормотала она, — все мы далеки от совершенства.

Глава 29

Примерно в середине утра я пошел домой — принять душ и побриться. И надеть свой лучший костюм. Успел на двенадцатичасовое собрание, съел хот-дог на улице и встретился с Джен, как мы и договаривались, — у лотка с папайей, на углу Семьдесят второй и Бродвея. На ней было вязаное платье цвета голубиного крыла с черной искрой. Никогда не видел ее в таком нарядном платье.

Мы завернули за угол и оказались у входа в красивое здание, где профессионально приветливый молодой человек в черном спросил, на чьи похороны мы пришли, и провел нас через вестибюль, а затем по коридору в зал под номером «3». На распахнутой двери висела карточка с надписью «Хендрикс».

Внутри, по обе стороны от центрального прохода, выстроились стулья. Впереди, немного левее кафедры, на возвышении, стоял открытый гроб, утопающий в цветах. Утром я тоже послал цветы, но мог бы и не беспокоиться — у Санни их было столько, что хватило бы выстлать дорогу в мир иной какому-нибудь гангстеру эпохи сухого закона.

Чанс сидел возле прохода, в первом ряду справа. Рядом с ним — Донна Кэмпион, а дальше, в том же ряду, разместились Фрэн Шектер и Мэри Лу Баркер. На Чансе был черный костюм, белая сорочка и узенький черный шелковый галстук. Все девушки тоже были в черном. «Интересно, — подумал я, — водил ли он их в магазин накануне — покупать эти траурные наряды?»

Заметив наше появление, он встал. Мы с Джен подошли, и я представил ее присутствующим. Какое-то время мы стояли в нерешительности, и Чанс заметил это:

— Вы, наверное, хотите видеть усопшую? — и кивнул в сторону.

Видеть усопшую?.. Я направился к гробу, Джен шла рядом. Санни в ярком, нарядном платье лежала в гробу, обитом изнутри кремовым шелком. В руках, сложенных на груди, одна-единственная красная роза. Лицо словно вырезано из куска белого воска. Мне показалось, что оно почти не изменилось с того дня, когда я видел ее в последний раз.

Чанс подошел, стал рядом со мной. И спросил:

— Поговорим минутку?

— Конечно.

Джен слегка сжала мою руку и отошла. Мы с Чансом стояли и смотрели на Санни.

Я сказал:

— А я думал, тело еще в морге.

— Позвонили вчера и сообщили, что ее можно забрать. А потом здешние специалисты возились допоздна, чтобы ее подготовить. Прекрасная работа, правда?

— Да.

— Вообще на себя не похожа. И уж ничуть не похожа на ту Санни, которую мы нашли на полу, верно?

— Да.

— Потом состоится кремация. Так проще. И девушки выглядят вполне прилично. Оделись соответственно ситуации.

— Да, они выглядят просто замечательно.

— Достойно, — уточнил он. И после паузы добавил: — А Руби не пришла.

— Я заметил.

— Она не признает такие церемонии. Разные, знаете ли, религии, разные обычаи, другая культура. Потом она вообще очень замкнутая и почти не знала Санни.

Я промолчал.

— Когда закончится церемония, — сказал он, — я развезу девушек по домам. А потом обязательно поговорим.

— Хорошо.

— Знаете «Парк-Бернет»? Галерею, где проводят аукционы? Главный их офис расположен на Мэдисон-авеню. Там завтра распродажа, и я хотел бы предварительно взглянуть на интересующие меня лоты. Давайте встретимся там.

— Во сколько?

— Ну, не знаю. Здесь я недолго задержусь. К трем часам уже закончится. Давайте, ну, скажем, в четыре пятнадцать, устроит?

— Вполне.

— И знаете что, Мэтт? — Я обернулся. — Я рад, что вы пришли.