Таньги считали их недоделанными людьми и верили, что Всемогущий Ворон, вырубив на заре творения ещё неопытным резцом такие неуклюжие фигуры, рассердился и не захотел вдохнуть в них жизнь.
Мами жила в ущелье уже третий месяц, и никто не посещал её, тем не менее Коплянто рассказал, что, по словам людей Камака, она ведёт в ущелье странную жизнь: не ест мяса, и не разводит огня, и всё время проводит в разговоре с оленями, которые понимают её речь, как люди.
На тундре верили, что под влиянием духа Ивметуна иные люди уподобляются различным животным — оленям, волкам и даже лисицам — и живут с ними одной жизнью, из года в год питаются мхом и листьями или сырым мясом и под конец даже покрываются шерстью и приобретают когти или копыта.
На ранней заре Ваттан оставил стойбище Коплянто и отправился на юго-запад. Сердобольные девушки стойбища, которым были известны многие подробности его неудачного сватовства, почти насильно навязали ему котомку с сушёным мясом и проводили до ближайшей реки.
Ущелье Каменных Людей отстояло оттуда на два долгих дневных перехода, и Ваттан торопился, сгорая желанием увидеть свою прежнюю невесту.
На другой день, поздно вечером, с сильно бьющимся сердцем, он вступил в ущелье. Это была широкая круглая долина, среди которой лежало небольшое, но глубокое озеро. Берега его были покрыты разнообразной порослью, дающей летнюю пищу оленям, а горные склоны белели от пышных меховых пастбищ. Все они были усеяны странными каменными обломками, остатками неудачных творений Полярного Бога. Каменные люди стояли и лежали в разнообразных позах поодиночке и группами; другие камни, побольше, представляли окаменевшие шатры и хижины. Всё вместе действительно напоминало недоделанный город, капризно брошенный художником в половине работы.
В одной из стен ущелья открывался тёмный ход внутрь.
Впереди лежал большой обломок скалы, круглый, как купол, и подъеденный снизу подземным ключом. Пещера была известна по всей северной тундре под именем Каменного Шатра, а купол назывался Сенями.
Между обломками окаменевшего города там и сям спокойно паслись олени. Ваттан подвигался вперёд, пытливо разглядывая все закоулки ущелья и стараясь отыскать ту, ради которой он предпринял своё необыкновенное путешествие.
— Кто ты? Человек или олень? — Мами показалась изнутри Каменного Шатра и остановилась в проходе.
Она показалась Ваттану выше и тоньше прежнего. Лицо её было очень бледно; тонкая летняя одежда плотно прилегала к стройному телу, и большой зелёный венок украшал её густые растрёпанные косы.
Ваттан стоял, не зная что ответить, но Мами сама вывела его из затруднения.
— Пришёл! — крикнула она, выбегая вперёд и бросаясь ему на шею. — Милый! А я ждала, ждала…
Можно было подумать, что это молодая жена, дождавшаяся возвращения домой отсутствующего супруга.
— Пойдём домой!
Она увлекала его в глубь каменного прохода. В пещере, у передней стены, на сухой каменной площадке, было устроено широкое и уютное ложе из опавших листьев.
«Действует присуха!» — подумал Ваттан с торжеством и крепко прижал к себе молодую девушку.
— Милый! — сказала Мами, прилегая щекой к его лицу. — Олень мой быстроногий, желанный муж!..
Сердце Ваттана на минуту сжалось. Ему показалось, что эти слова относятся к другому, а не к нему, но это мимолётное чувство тотчас же исчезло. Душа его была слишком переполнена бурным и необузданным счастьем, ибо он держал в своих руках дорогое лицо и заглядывал в глаза, которые сияли лаской, хотя в глубине их таилась закутанная душа и подменённый духами рассудок.
Глава 15
Они прожили в ущелье неделю как муж и жена странной жизнью, не похожей ни на что существующее на земле.
Был конец лета, стояли ясные, тёплые дни. Последние цветы отцветали, наполняя тихое ущелье слабым ароматом. Утром верхушки Каменного Шатра золотились от восходящего солнца, а окаменелые люди неподвижно стояли на берегу озера и заглядывали внутрь, и призраки их, ещё более мрачные и таинственные, наполняли спокойную чёрную глубину озера, как новое подземное царство.
Мами не называла Ваттана по имени, и он никак не мог решить, узнаёт ли она его или нет. Но он страшился расспрашивать её, чтобы внезапно не провалиться в истину, как в бездну. Потерять её опять было бы слишком мучительно. В самой болезни своей она была окружена каким-то новым и странным очарованием, и он любил её ещё больше, чем прежде. Она делила своё внимание между ним и оленями, которые собирались вокруг неё каждый раз, когда она показывалась на пастбище, и следовали за ней повсюду, как собаки.