Ваттан вздрогнул и с ужасом посмотрел на неё. Повинуясь своему отвращению к сверхъестественным вещам, он совсем забыл про амулет, хотя при первом удобном случае исполнил предписание Ваттувия и нисколько не сомневался, что именно частице мёртвого мяса, висевшей на его груди, он обязан своим торжеством. Слова Мами показались ему исполненными нечеловеческой прозорливости, и он со страхом и печалью смотрел на неё, чувствуя, что их счёты с судьбой ещё не сведены и что эта странная жизнь в забытом людьми ущелье не может длиться долго и окончиться счастливо.
Глава 16
Тепло внезапно окончилось, как оторвалось. Начались крепкие ночные заморозки, земля отвердела, как железо, на ивовых кустах не осталось ни одного листочка. Небо постоянно хмурилось. Тонкий снежок выпал и не растаял… Мами проводила больше времени в пещере. Она теперь много спала и нередко показывалась на свет только в полдень. Ваттан с опасением видел, что сила её убывает вместе с уходящим теплом. Он чувствовал себя вдвойне несчастным, ибо запас его кончился и уже два дня он провёл без пищи.
В противность своему летнему образу жизни, он спал мало и всё время, пока Мами лежала в пещере, зарывшись в листья, он бродил по ущелью, с неприязненным чувством рассматривая ожиревших оленей и расчленяя своим опытным взглядом каждое упитанное тело, проходившее мимо. Он никак не хотел допустить, что они с Мами должны погибнуть среди этого обилия.
Инстинкты скотовода, владетеля стад, проснулись в его голодном теле и неспокойном уме, и он уже не думал о том, могут ли олени говорить понятной речью. Он рассматривал их как рабов, которые должны служить ему и приносить пользу своей жизнью и смертью.
У оленей начиналась пора любви. Подростки затевали первые драки. Крупные быки с налитыми кровью глазами гонялись взад и вперёд за стройными двухлетками, которые пользовались у легкомысленных важенок большим успехом, чем владыки стада.
Ваттан медленно прошёл среди стада, как будто выбирая наиболее подходящее животное, потом свернул к озеру и стал спускаться вниз по широким каменным уступам.
Пёстрый бык стоял у самой воды. Он пришёл для водопоя и, удовлетворив жажду, остановился на краю озера, заглянул вглубь и сердито встряхнул подгривком, увидев там собственную рогатую голову. Потом он протянул шею и испустил неописуемый хриплый рёв, которым оленьи самцы вызывают друг друга на состязание. После этого он повернул голову и, увидев молодого человека, внезапно бросился на него, опустив рога.
Ваттан почувствовал прилив страшной ненависти к этому оленю. Пёстрый бык был как будто соперник, который уже второй раз попадался ему на дороге.
Он выхватил из-за пояса блестящий нож Колхоча, который дядя отдал ему обратно перед его уходом с родной реки, и, отскочив в сторону, схватил левой рукой подбежавшего оленя за отростки рога, а правой вонзил ему нож в сердце привычным жестом богатого оленевода, который ежегодно убивает многие сотни животных для своих домочадцев и соседей.
Олень остановился как вкопанный, ещё больше протянул шею и посмотрел на Ваттана дикими глазами, где последняя вспышка злости погасла, как светильня, внезапно вынутая из лампы; ноги его задрожали и стали гнуться в коленях; через минуту он грянулся на землю и раз или два ударил задними копытами в последней агонии.
Ваттан с восхищением посмотрел на нож; потом небрежно пощупал у оленя за ушами. Бык был немного стар, но очень жирен.
Молодой оленевод чувствовал себя как рыба в воде.
Все тревожные мысли покинули его перед этой блестящей действительностью. С горящими глазами он распорол оленье брюхо, запустил обе руки в дымящиеся внутренности и вытащил почки, обвитые нежным белым жиром. Одну из них он тщательно обтёр об шкуру оленя и положил на камень, а другую, не теряя времени, стал резать на кусочки и отправлять в рот сырьём, как до сих пор делают все северные скотоводы.
В это время высокая фигура девушки показалась вверху. Она только что проснулась и тоже отправлялась к воде, чтобы умыться и утолить жажду.
— Мами, иди есть почки, — громко закричал Ваттан, нисколько не думая о том, что девушка может взглянуть на его поступок тем же испуганным взглядом, какой он видел у неё четыре дня тому назад при первом предложении заколоть оленя.
Ответом Мами был громкий и пронзительный крик. Она быстро бросилась вперёд, как будто желая остановить убийство, которое уже совершилось.
Не добежав десяти шагов до кровавой сцены, она остановилась, как будто опасаясь приблизиться ближе.
— Людоед! — сказал она, глядя глазами, полными неописуемого ужаса, на кровавый кусок мяса, который Ваттан держал в руке. — Убийца! Пожиратель трупов!
Лицо её исказилось от отвращения, и в углах глаз началось странное подёргивание.
— Что ты? Что ты? — бессвязно возразил Ваттан, заражаясь её волнением и страхом.
Он бросил свой кусок и протянул к ней руки, по локоть покрытые кровью.
— Кто ты? — дико закричала девушка, отступая назад. — Ты не Гиркан! Тебя подменили!