Восемь племен

У ней было для каждого особое имя, и она описывала их Ваттану, как описывают близко знакомых людей. Она показывала ему косяки молодых телят, которые дружно паслись и резвились вместе, не обращая внимания на пол, и группы подростков, где молодые бычки уже начинали ухаживать за своими подругами, ибо приближалось время любви. Она указывала капризных важенок, которые ежегодно отвергали всех искателей своего стада и дожидались незнакомых гостей с вольных пастбищ на тундре. Мимо них тяжёлой поступью проходили старые, отяжелевшие быки, думавшие только о корме и отдыхе; сильные самцы с острыми рогами расхаживали между камнями, угрюмо поглядывая друг на друга и приготовляясь к предстоящим битвам, а легконогие двухлетки, на стороне которых была численность, соединялись партиями и готовились отстаивать свои права.

Мами знала характер и особенности каждого. Такой-то чёрный бык с третьим рогом на лбу ел всегда вместе с белой важенкой, у которой были жёлтые копыта и концы рогов были закручены изящной спиралью.

А этот бык в белых чулках, для того чтобы приняться за еду, сгонял товарищей с места. Эти телята постоянно резвились и прыгали вокруг каменных обломков, как будто играли в чехарду. А те копались в узенькой песчаной полосе на берегу озера и подбирали там тонкую гусиную травку.

Скоро и Ваттан стал рассматривать оленей глазами Мами. Среди каменных призраков и живых четвероногих друзей своей подруги он совсем потерял своё человеческое мерило, и ему не показалось бы удивительно, если бы олени или даже камни и кусты заговорили с ним понятным языком.

С первого же дня он убедился, что Мами ничем не пользуется от стада. Никаких признаков убоя не было около её каменного жилища, и у ней не было даже свежей оленьей шкуры, чтобы защититься от холода. Он не понимал хорошенько, чем она питается. Прогуливаясь с ним по своим вольным владениям, она иногда срывала несколько ягод или выдёргивала из земли мясистый корешок макарши, но этого было бы мало для больной птицы, а не только для взрослой женщины. Впрочем, Мами заметно похудела, хотя была по-прежнему бодра и проворна. Быть может, её поддерживала настойчивая выносливость первобытных людей, которые способны были долгое время поддерживать свою силу самой умеренной пищей.

Сам Ваттан питался сухим мясом, которое женщины последнего стойбища дали ему на дорогу. Она ничего не говорила, но отворачивалась, если это было в её присутствии, и у него не хватало духа предложить ей часть.

На пятый день произошла их первая размолвка.

Они сидели у входа в пещеру, на широком плоском камне, который лежал впереди каменного купола, как порог или нарочно устроенная скамья. Мами положила голову на колени Ваттану и незаметно задремала. Он медленно перебирал рукою её волосы и пристально рассматривал жилы на её белых висках, которые теперь выделялись заметнее прежнего. Огромный бык с пёстрой шкурой и тяжёлыми рогами смело подошёл и протянул голову, собираясь потереть морду о щёку девушки. Это был любимец Мами, тот самый олень, который вынес её из свалки на Щелеватой сопке. Вместе с большим белым быком, которого убил Рынто, он принадлежал к собственной упряжке девушки. Теперь он был самым крупным быком и вожаком стада. Ваттан посмотрел на него, и в его душе шевельнулось неприязненное чувство. Он поднял руку и ударил оленя кулаком по лбу. Олень неохотно отошёл и опять остановился, уставившись в Ваттана недружелюбным взглядом.

Мами тотчас же проснулась.

— Зачем ты бьёшь оленя? — сказала она с упрёком. Ваттан всё смотрел на пёстрого быка.

— Давай убьём его! — вдруг предложил он.

Девушка тотчас же села и посмотрела на него испуганными глазами.

— Убивать худо! — сказала она. — Разве ты не знаешь, всё это мои братья?

Её рука продолжала лежать на его коленях, и он почувствовал, что она вся начинает дрожать.

— Ну полно! — успокоительно сказал он. — Братья так братья.

— Убивать грех! — продолжала девушка несколько успокоившись. — И так все убивают. Волки, люди, совы, орлы… Я не хочу.

— А как же жить? — невольно, возразил Ваттан.

— Я не знаю, — возразила Мами, — я живу, как они.

Она указала рукой на оленя, продолжавшего стоять вблизи.

Ваттан вдруг припомнил рассказы, ходившие по тундре. «Неужели она вправду кормится мхом?» — подумал он. Ему внезапно до смерти захотелось есть. Он протянул руку к котомке, которая лежала в двух шагах, и, вынув ломоть сухого мяса, принялся раздирать его по волокнам.

Мами тотчас же убрала свою руку и отвернулась в сторону.

— Что ты, Мами? — невольно спросил он.

До сих пор она не выказывала ещё своего отвращения так ясно.

— Ведь это мёртвое тело! — сказала девушка. — Ты мертвечину ешь.