Восемь причин любить тебя сильнее

Артур едва не пропустил фотографию с красивым мужчиной в черном джемпере с высоким воротом и узких черных брюках. С гладко зачесанными назад волосами, положив руку на пояс, он так уверенно и пристально смотрел в камеру, что Артур не сразу заметил миниатюрную леди слева от него. Присмотревшись, он узнал Мириам. Его жена стояла рядом с этим напыщенным павлином и смотрела на него полными восхищения глазами.

При виде ее с другим мужчиной к горлу подступила тошнота, так что Артуру пришлось сделать глоток апельсинового сока. Он и подумать не мог, что способен испытывать такую ревность, но, представив Мириам в постели с этим типом, с трудом подавил желание сжать пальцы в кулак и грохнуть по чему-нибудь так, чтобы…

Он показал фотографию Кейт.

– Вы знаете, кто это?

Кейт коротко и резко, что было совсем не в ее стиле, усмехнулась.

– Франсуа де Шоффан, самый высокомерный тип из всех когда-либо живших. В шестидесятых они с Грейстоком были друзьями. Он останавливался здесь много раз, с разными женщинами. Однажды вечером они с Грейстоком сидели в гостиной, выпивали, и Грейсток рассказал де Шоффану семейную историю, передававшуюся из поколения в поколение. Год спустя де Шоффан опубликовал свою новую книгу – и это была история Грейстока. Он назвал ее «Истории, которые мы рассказываем», хотя она заслуживала другого названия – «Ложь, которую я рассказываю». У него хватило наглости заявить, что это история его собственной семьи. После того случая они больше не разговаривали. Как по мне, невелика потеря.

– Так он был писателем? – Артур достал из кармана браслет.

– Ха. Это он так себя называл. А на самом деле пользовался чужими идеями. Напыщенный французик, разбивший Грейстоку сердце.

Еще накануне вечером Артуру стало не по себе при мысли о том, как Мириам могла получить золотого тигра у Грейстока. С тех пор он пытался убедить себя, что амулет был лишь одним из многих, которые Грейсток просто раздавал гостям. Но теперь шарм привел его к открытию еще одной главы в жизни Мириам, к тому, что могло быть любовной интрижкой с этим де Шоффаном.

Артур попытался вспомнить свои фотографии того времени. Он не зачесывал волосы назад и не носил узкие брюки. Он никогда не носил черное. Черное – это что-то слишком бунтарское или мрачное. И на этой фотографии Франсуа де Шоффан символизировал опасность и вызов установленным нормам. Он воплощал в себе буйство и горячность. Как случилось, что Мириам ушла от этого человека к Артуру? Были ли де Шоффан и его жена любовниками? Это был вопрос, задавать который он не хотел.

Когда он встретил Мириам, она казалась такой невинной. Они не занимались любовью до первой брачной ночи, ему и в голову не приходило, что у нее был кто-то другой. Теперь, похоже, пришло время провести переоценку прежних суждений.

Он попытался вспомнить их свидания, но ничто в них не давало оснований подозревать наличие у Мириам опыта в любовных делах и бурный роман с французским писателем в ее биографии. Артур чувствовал себя так, словно кто-то завязал его внутренности в узел.

Он попытался понять, откуда у него эти чувства. Мириам никогда не давала повода для ревности, не флиртовала с другими мужчинами, а если кто-то и смотрел на его жену с интересом, он не испытывал ничего, кроме гордости.

Кейт положила руку ему на плечо.

– Это Мириам. Я уверен, – сказал Артур.

– Она очень хорошенькая. Хотя я ее не помню.

Они вместе посмотрели на браслет. Кейт протянула руку и коснулась другого шарма – золотой книги.

– Книга. Де Шоффан был писателем. Может быть…

Артур подумал о том же самом и невольно сжал шарм большим и указательным пальцами.

– Вы открывали книгу? – спросила Кейт.

Артур недоуменно нахмурился.

– Открывал книгу?

– Да, там сбоку есть крошечная застежка.

Как Артур ни присматривался, найти застежку он не мог и уже пожалел, что не захватил с собой бинокль.

Кейт наклонилась, порылась в кухонном шкафчике и достала большое увеличительное стекло.

– Попробуйте – должно помочь.

Они вместе посмотрели в лупу, и Кейт легко открыла книгу. Страница в ней была одна и не бумажная, а золотая.

Надпись на ней гласила: Ma Chérie.

– Это значит «моя дорогая», – сказала Кейт.

Артур и сам так подумал. Он снова перевел взгляд на фотографию жены, с обожанием взирающей на другого мужчину.

– Возьмите фотографию, – твердо предложила Кейт. – Грейсток не обрадуется, если узнает, что у нас в доме есть фотография этого зазнайки.

Артур кивнул.

– У вас есть конверт? – Он не хотел, чтобы фотография касалась его тела. Пусть между ним и нею будет что-то еще.

– Вы попытаетесь найти его?

Артур сглотнул. Можно просто вернуться домой. Спокойно сидеть и смотреть телевизор, положив ногу на пуф, давая отдых лодыжке, расслабляясь, нанося на руку целебную мазь. Бернадетт будет рядом с пирогами и закусками; Терри, живущий через дорогу, будет стричь свой газон, а рыжеволосые дети проноситься мимо его входной двери. Жизнь вернется в нормальное русло. Можно будет даже сходить в «Пещеры» и сделать что-нибудь для дома, например, деревянную подставку для чайной чашки.